Во время еды я слушаю разговоры, пытаясь привыкнуть к древнеримскому диалекту, который мне все еще довольно чужд. Анджело рядом со мной время от времени потягивает вино и также молча следит за тем, что происходит за столом. Чем дольше я наблюдаю за присутствующими мужчинами, тем сильнее уверяюсь в том, что почти все они священнослужители. Я понимаю это по пурпурным одеяниям на некоторых из них, а также по тяжелым золотым распятиям, висящим у каждого на шее. Я, конечно, знала, что нравы католической церкви в то время были далеки от святости, но меня все же удивляет, как вольготно эти люди чувствуют себя за декадентским столом Галатеи. По-видимому, их не особенно беспокоят мысли о целибате, который на них налагается.
Мой взгляд останавливается на брюзгливом молодом человеке, который уже какое-то время исподтишка наблюдает за мной. На вид ему лет двадцать пять, но с круглыми щеками и огромными темными глазами он выглядит гораздо моложе, а в такой обстановке он и вовсе кажется почти ребенком. Заметив, что я за ним наблюдаю, он стыдливо краснеет и быстро отворачивается, очевидно смутившись, что я поймала его за подглядыванием.
По мере того как трапеза подходит к концу, люди постепенно расходятся по зале, некоторые перемещаются в соседнюю комнату. Я следую за ними на небольшом расстоянии и удивленно оглядываюсь по сторонам: всякий раз, когда мне кажется, что я вижу самую прекрасную комнату в этом замке, я вхожу в другую, которая поражает меня еще сильнее.
В дальнем конце комнаты стоит внушительная кровать с балдахином, в передней части сгруппированы мягкие шезлонги и пуфы. Вся обстановка выглядит крайне утонченной из-за расставленных повсюду цветочных композиций, ваз и статуэток. Это спальня или приемный салон?.. Или и то и другое?
Анджело подталкивает меня к дивану, и вдруг я оказываюсь в центре событий. Если во время еды у меня еще была хотя бы небольшая возможность затеряться, то теперь я сижу в непосредственной близости от Галатеи, растянувшейся на низком диване и окруженной почитателями, сгорбившимися над ней на своих пуфах.
– Расскажите мне об этом новоприбывшем, ваше преосвященство, – обращается она к одному из гостей, священнику лет под сорок, что расслабленно развалился в кресле, крутя в пальцах кубок с вином.
– Молодой флорентиец, – отвечает он, бросая многозначительный взгляд на сидящего напротив меня мужчину. – Он был призван кардиналом еще в юном возрасте, но плохое здоровье помешало ему приехать в Рим раньше. Папа Сикст в то время, призвав в коллегию кардиналов, специально воссоздал Ла Ротонду в качестве своей титульной диаконии.