По дороге тянулись телеги, отары овец, коровы, волы. Смеясь и переговариваясь, шли бабы с торбами через плечо, неся на голове корзины с домашней птицей — кто с курицей, кто с гуской.
Прибавил и Прекуб шагу, заторопился, будто поддавал кому коленками. Дорогу эту он плоховато знал, вот и посматривал на телеги из Тритень. А если уж выложить все начистоту, то посматривал он на эти телеги еще и потому, что и ходить-то он был не больно привычен.
Завидев пешего издали, хозяева подхлестывали лошадей, а поравнявшись с ним, оборачивались назад и копошились в соломенном настиле, будто и в самом деле что-то искали на дне повозки, и проносились мимо, обдавая его тучей пыли.
Многие из них Прекубу были знакомы — пас он у них овец, а они прогоняли его потом, не заплатив ни гроша, а то и платили, даже «спасибочки» говорили, да что с того…
«Чего же от них и ожидать, от богатеев, — думал он с горечью. — Не дай нам господь без куска хлеба остаться, не приведи господь с нищенской сумой под окном у них стоять…»
— Добрый день, соседушка! — окликнул его кто-то сзади на мосту Кристиш.
Прекуб, не признав голоса, обернулся.
— На ярмарку, на ярмарку. Все торопятся, — говорил, обращаясь к Прекубу, незнакомый мужичок, ничуть не смущаясь его недоумением.
— Торопиться-то торопимся, да как бы не опоздать, — отозвался Прекуб, поглядев на незнакомца.
Был он человеком лет пятидесяти, небольшого роста, с красной толстой шеей.
Из-под вылинявшего солдатского кителя торчал засаленный ворот рубашки, на голове драная шапчонка — до того чудная, Прекуб у себя в деревне отродясь таких не видывал, — а лицо с маленькими посверкивающими глазками и мокрым, лягушачьим ртом хитрое-прехитрое.
— Ох и благодать, — заговорил снова незнакомец. — Давно не видал таких хлебов, разве что в России. Под Одессой выедет конный в хлеба, его и не видать.
— А ты нешто в России был?
— А то как же? Ногу вот потерял. Воевал под Одессой, два года и восемь месяцев там мытарился.
Прекуб поглядел на него попристальнее: одна нога незнакомца не гнулась, и тянулся за ней по пыли извилистый, змеиный след.
А незнакомец пустился рассказывать о былых боях и сражениях.
Говорил он громко, отчетисто, и слушал его Прекуб с большим любопытством.
Иной раз ухитрялся даже со своим простодушным вопросом встрять в этот нескончаемым потоком льющийся рассказ о пушках величиной с амбар, о пулях больше торбы.
За разговором и дорога короче. Глядишь, они уже и до города добрели.
В городе дома высокие, того гляди, на голову повалятся.
Автомобили, телеги, овцы, коровы, норовя обогнать друг друга, стеснились в огромную толпу — ни пройти, ни проехать. К будке, где пошлину берут, — очередь. Шум, гам, толкотня, яблоку упасть негде.