Сусана кинулась в дом, пытаясь остановить людей.
— Куда же вы его тащите, грязного! Все он перепачкает, и запах от него пойдет!..
Но ее никто не послушал; утопленника уложили на полу перед дверью. Кто-то снял с кровати самую нарядную подушку и сунул покойнику под голову.
— На, Тоадер, хоть теперича полежи, как человек.
— Вы что тут хозяйничаете? Ваша, что ли, подушка? Я вышивала! Ишь прыткие нашлись, чужим добром распоряжаться! Полежи на подушке припоновой дочки-хромоножки!
Она выдернула подушку из-под головы отца и положила обратно на кровать. Голова мертвеца гулко стукнулась о деревянный пол, изо рта хлынула грязная жижа, обдав брызгами Сусанины ноги. От удара глаза утопленника на миг широко открылись, и тут же веки опустились.
— Пресвятая богородица, никак, он глаза открыл?..
— Что ты, тетушка Сыя, теперь он мертвее мертвого…
— Ей-богу, он глаза открыл и глянул…
— Может, по дочке соскучился по ненаглядной…
— Да, такого добра никому не пожелаешь.
— Ну, вы, поговорите еще у меня!..
От мокрого тела к дверям пополз ручей — вода, смешанная с кровью.
Тодорика лежала посреди двора в обмороке. Вокруг нее хлопотали бабы, приводя в чувство.
— А вы киньте ее в колодец, враз очухается, — предложил кто-то.
Тодорика открыла глаза и, прищурившись, гневно глянула на остряка, будто огнем обожгла. Баба, хлопотавшая возле нее, прикусила губу, чуть не рассмеявшись.
III
Весть о случившемся на крыльях облетела все село. То там, то тут слышались крики:
— Тоадер утонул!
— Тоадер утонул… — отозвалось на горе Дялул-Кручий.
— Довела его баба, в колодец кинулся!
— …в колодец ки-нул-ся-а-а… — откликнулась Дялул-Кручий.
Обжигающее известие это из села перекинулось на поля, на луга, и обрывки его, словно куски пламени во время пожара, разметались по окрестным деревням.
IV
В дом повалил народ. Люди заполнили весь двор. Старые толпились У ворот, просачиваясь в калитку, а молодые, подхлестываемые нетерпением, перелезали через забор в сад, перед домом, топча грядки и клумбы с цветами, они заглядывали в окна, и, расталкивая друг друга локтями, пробивались в сени. В горнице людей набилось столько, что яблоку негде упасть.
Какая-то молодка из Тодорикиной родни собралась зажечь лампу, протискивалась к столу, но так и застряла у дверей.
— Мария, давай спички, я зажгу, — предложил кто-то возле стола.
— Стекло бы протереть сначала.
— И стекло протрем, давай спички. А то тебе ни влезть, ни вылезть. Только зря бока намнут. Вишь, сколько приперлось народу-то?
Женщина передала спички. Переходили они из рук в руки, покуда не попали тому, кто зажег лампу.