Избранное (Дан) - страница 180

— Так всегда бывает, когда идешь к врачу. Ничего, все обойдется, — сказал я, зевая.

*

У нее было больное сердце, а потом стало плохо и с почками. С сердцем у нее началось давно, еще в детстве: однажды родители оставили ее и сестру на попечении служанки, а служанка — но чего и ждать от служанки — оставила двух маленьких девочек одних, на попечение господа, и куда-то ушла.

Было поздно. В кухню забрела чья-то собака и, заметавшись в поисках выхода, вбежала в спальню к девочкам.

Вернувшись домой, служанка нашла одну из них на кафельной печке, а другую в глубоком обмороке, с пеной на губах. Еле-еле ее привели в чувство. Потом она долго болела.

Со временем она поправилась, но с год назад у нее опять стало пошаливать сердце.

Доктор Шандру посоветовал обратиться к специалисту.

Чтобы успеть вовремя на прием, надо было сесть на трехчасовой ночной поезд.

Надев перчатки, она еще раз оглядела комнату.

— Мы ничего не забыли?

— ?

О ее ноги стала тереться ангорская кошка, которая и по сей день жива.

Служанка отогнала ее.

— Зачем ты ее гонишь? Я же тебя сто раз просила…

— Нечего ей ластиться, нехорошо это, примета дурная…

Жена тут же и забыла о кошке, еще раз огляделась.

Служанка захлюпала носом.

Я прикрикнул на нее:

— Что за глупости, неси вещи в машину!

Я очень боялся этой минуты и уже было порадовался, что все обошлось как нельзя лучше, и на тебе, служанка вылезла со своими глупыми приметами, идиотка!.. Да и негодную кошку не вовремя потянуло ласкаться… Мне так и захотелось наподдать ей ногой.

(Не могу понять, как я, даже не подозревая, чем все кончится, вел себя так, словно мне что-то заранее было известно или я предвижу ход событий…)

Во дворе жена отвела служанку в сторону и что-то ей сказала. Позднее я узнал, что именно:

— Анка, присматривай за домом и за хозяином, чтобы не ходил он в неглаженых брюках… Может, я не вернусь…

Ночь эту я не забуду. Она была такая ясная и отчетливая, будто нарисованная на картине. Луна, скользя по небосводу, зацепилась за макушку дуба на Припорском холме.

Лик ее был бледен, в каких-то пятнах, как лицо больной женщины.

Внизу по склону стелился осенний призрачный туман.

Казалось, все вокруг провожало нас: дома, деревья, телеграфные столбы, они словно говорили нам: «Уезжаете? Ну, господь вас благослови!»

Мы сели в такси. Жена закуталась платком, подперла ладонью голову и задумалась.

— Осень, — сказал я.

Она не ответила.

— Морозит. Скоро все покроется инеем, — сказал я некоторое время спустя, но она опять промолчала.

*

Мы ехали в полупустом вагоне первого класса.

В коридоре у окна стоял какой-то толстяк с неприятным одутловатым лицом и всклокоченными волосами, он равнодушно поглядел на нас и отвернулся.