Внезапно я поймал себя на мысли, что еще полгода назад я бы пришел в такой ситуации в ярость, а тут относительно спокоен…
— Мы через наших людей в Собрании можем как-то остановить или перенаправить это движение?
— Пробовали, почти вся организация держится на нескольких активистах, вроде семьи Карелиных, к ним подход есть, но рабочие слушают только Гапона, — отрицательно покачал головой Борис.
— Черт, мы же считали, что у нас полное влияние на зубатовские профсоюзы!
— Так и есть, но тут проблема в лидере, — Савинков сощурился на просвет среди деревьев, махая веткой и разгоняя комаров. — Исключительно сильная личность, хороший оратор, умеет зажигать толпу, даже манипулятор. И, похоже, сам верит в свою исключительность и заражает этой верой других.
— Есть возможность как-то повлиять на него? — вот кто, кто мне виноват, что я этот зубатовский контакт за целый год не реализовал?
— Ну поэтому я и здесь, — взглянул мне прямо в глаза Боря. — Он не желает ни с кем разговаривать, кроме Большева.
Оппаньки.
— Та-ак, и когда у нас встреча? — будь я проклят, если не использую хоть малейший шанс отговорить его.
— Через два дня, в Териоках. Обеспечивают финские товарищи и ребята Никитича.
— Хорошо, — я поднялся со ствола и повернул в сторону дачи. — Но за это вы мне кое-что должны.
— И что именно? — с удивлением спросил Савинков, раньше за мной такой меркантильности не водилось.
— Видите ли, Крамер, моя жена до сих пор не в курсе моего конспиративного альтер эго, она считает, что я просто ваш курьер.
— Смешно, право слово.
— Вот мне и нужно, чтобы вы представили меня, скажем, членом московского комитета.
— Ну, это самое простое, — усмехнулся визави и мы двинулись к даче.
***
Наташа выгнулась, сжала меня бедрами, с легким всхлипом покачнулась, опираясь на наши руки со сплетенными пальцами, и медленно опустилась мне на грудь. Я высвободился и гладил ее по распущенным волосам и спине, целуя в макушку и сам возвращаясь с седьмого неба.
Через несколько минут мы отдышались и Наташа, продолжая сидеть на мне верхом, снова поднялась и обличающе уставила на меня палец.
— Значит, Сосед? Член Московского комитета? — веселые бесенята прыгали в ее глазах.
— Он самый. А ты, значит, Зайчик? Ну что же, будем знакомы, товарищ Зайчик, — я попытался притянуть ее к себе и поцеловать, но Наташа уперлась.
— А еще какие тайны у тебя от меня есть, кроме конспиративных?
Я пожал плечами, насколько это было возможно в моем положении. Ага, так я все и выложил. Может быть, как-нибудь… потом… или вообще никогда.
— Послушай, есть вещи, которые я у тебя не спрашиваю. И есть вещи, которые я тебе не расскажу, пока не придет время. Вот что-нибудь другое — пожалуйста.