Собко, загорелый до черноты, но такой же веселый и громогласный, тут же потащил меня смотреть свое хозяйство, механические мастерские, депо и все, связанное с железной дорогой. Удовольствие было видеть, как этот большой человек любит свою работу и вникает в каждую мелочь и как его любят подчиненные — каждый, с кем Вася останавливался переговорить, от смазчиков и кочегаров до инженеров, радовался общению с ним.
Часа через два я взмолился отпустить меня, потому как вечером отправлялся регулярный поезд в Россию, а мне уже сил не было смотреть на кули, строителей, американцев, русских и черт еще знает кого в этом Вавилоне. Вася несколько надулся, но отправил в управление строительства, на Большой проспект, чтобы мне выписали литер, а сам обещался быть чуть позже, как только закончит обход.
Здание еще только строилось, сдана была лишь половина левого крыла, но в нем уже вовсю работали. На меня во френче, сапогах и косоворотке, которые я напялил как только прибыл в Россию, смотрели молча и неодобрительно, но мне же с ними не детей крестить. Добравшись до кассы, я поздоровался с еще более надменным, чем во Владивостоке, чиновником и спросил его о литере первого класса до Томска.
Впечатление было такое, будто я вдруг дал ему оплеуху — кассир отшатнулся, побагровел и хлопал глазами, как вытащенная из воды рыба. Честно говоря, я не очень понял, чем была вызвана такая реакция, но тут этот хрен наконец-то продышался и выдал!
Это было привычное “ходют тут всякие”, помноженное на сословную спесь и мой если не крестьянский, то мастеровой прикид. Мне сообщили, что я потерял берега и могу ехать только третьим классом, да и то, столь высокое начальство в лице кассира еще подумает, выписывать ли мне билет. Вокруг нас начали останавливаться служащие и они, судя по их репликам, явно были не на моей стороне. Ситуация накалялась, я начал стервенеть и и чуть было не вцепился кассиру в кадык, но одновременно явились вызванная кем-то охрана, чтобы вытолкать меня взашей и Собко.
Литер выписали, красный как свекла кассир извинился, Собко постарался мне донести, что мой прикид тут пока неизвестен и потому вызывает такую реакцию, а я пытался сбросить незнамо с чего накативший адреналин — ну что мне стоило просто представиться? И попутно думал, насколько все хреново, ну ладно, не положено мастеровым и крестьянам первым классом, но зачем сообщать об этом в такой унизительной форме? А ведь в семнадцатом вся эта чиновная шушера будет трястись по своим квартирам в ожидании ЧеКа и вопрошать “А нас-то за что?”