Рулил на катке некий профессор Срезневский, с которым мы вычислили, что встречались в Русском техническом обществе, и Алексей Лебедев, наставник Коломенкина, тренировки мои произвели на них неизгладимое впечатление.
Всю неделю перед чемпионатом артельщики готовили лед дважды в день — к рассвету и к вечернему катанию (никто и не подумал закрывать каток от обычной публики), зачищали и ровняли лед метлами и скребками, а если необходимо было полить его, то пользовали обычные садовые лейки. Поверхность, конечно, была не такая идеальная, как в крытых катках моего времени, где ее полируют специальные машины, но очень и очень неплохая.
В субботу с утра на лед вышли все семь участников — двое из Германии, двое из России, по одному из Австрии, Швеции и Финляндии, которая выступала как отдельное государство. Шведом был не хрен собачий, а сам Ульрих Сальхов, в честь которого впоследствии был назван один из прыжков. Впрочем, оказалось что он именно хрен собачий — в нынешние времена братства спортсменов и настоящего благородства, он позволял себе сомнительные штучки, например, мог выкрикнуть что-нибудь, чтобы сбить выступающего конкурента, или давить на судей, пользуясь своим статусом двукратного чемпиона мира.
Мы же с Коломенкиным спокойно разминались и разогревались, а я прямо жалел, что не взял с собой Цзюнмина, судьи готовились к просмотру, а соперники в трико и курточках нарезали круги. И все почему-то в круглых меховых шапочках, так что ничего похожего на привычную мне одежду фигуристов с блестками и театральными мотивами.
Фигуры я откатал на ура, тренировки не прошли зря, даже возгласы “Да у него параграф кривой! Да у него крюки неправильные!” не помешали. Честно говоря, я настолько сосредоточился на исполнении, что даже не обратил внимания, это потом меня просветили, что вякал Сальхов. По набранным баллам немного впереди оказался швед, вторым шел Коломенкин, я третьим, причем разрыв был совсем небольшим и я надеялся наверстать в произвольной, что и сделал.
После моего выступления, где я показал ряд элементов, пару прыжков и завершил все эффектным волчком (и чуть не грохнулся после него, вестибулярка-то уже не та), публика устроила овацию, а Ульрих — скандал. Он орал, что каток никуда не годится, что на льду мусор, что здесь кататься нельзя, что в России не умеют сделать хороший лед — это после того, что лед буквально сантиметр за сантиметром привела в порядок артель рабочих. Так сказать, “Мне не нравится эта экспедиция! Мне не нравятся эти матросы! И вообще мне ничего не нравится, сэр!”