Адепты тьмы обладали ими все до одного. Вариации зависели от степени их силы и множества других факторов. К примеру, Кегор владел «дуэлью последнего шанса».
— Да будет Шеш мне свидетель! — собравшись с духом, прохрипел аспид ключ- фразу.
Тотчас пространство вокруг него начало меняться. Что-то внутри говорило Кегору, что убить удерживаемого нахала очень важно. И действительно, Прародитель подтвердил правильность данного предположения. .
— Убей его, и за тебя отомстят! — прозвучало в ушах.
— Я не подведу, о, Великий! — мысленно возопил аспид и вместе с жертвой переместился в личное пространство.
Где, используя накопленные за долгую жизнь знания и энергию, Кегор должен был легко разделаться с противником.
Чем больше сила, тем больше ответственность. В идеале должно быть так, на деле же все иначе.
Мудрость неизвестного философа.
Длинный покрытый мраком проход круто спускался вниз. Потрескавшиеся от времени, каменные ступени имели монументальный вид. Они просто-таки дышали древностью, как и все остальное подземелье.
По катакомбам спускалось двое людей. Молодая, лет пятнадцати — шестнадцати девушка и крепкий, подтянутый, облачённый в богато украшенную рясу старец. Оба молчали. Данное место не располагало к суете. Осквернять болтовнёй ведущий во тьму коридор не хотелось.
— «Лишь бы тятенька не узнал. Но не должен вроде. Он куда-то уехал с Ефимом», — подбадривала себя слегка трусившая Мирослава.
Шагающему рядом старику и вовсе было наплевать на мирскую суету. Что князь, что император не имели над ним никакой власти. Он подчинялся только губернскому митрополиту и столичному патриарху.
Так и не проронив ни звука, необычная процессия вышла в просторную подземную каверну. Посреди пещеры находилось овальное, с кристальном чистой водой и, мерцающее синевой даже во мраке, озеро.
— Раздевайся, — обронил святоша.
Затем погасил малый осветительный шар над головой и подумал:
- «И чего я там не видел? Но не будем деву смущать».
Мирослава и впрямь покраснела. Она и так чувствовала себя стесненно, сменив парчовое платье и удобную шелковую сорочку на грубую шерстяную власяницу. А тут ещё пришлось светить телесами перед мужчиной. Пусть даже старым, и пусть в темноте. Она не сомневалась, что для такого опытного инфа, каким игумен, несомненно, являлся, царящая вокруг темень не станет помехой. Так что Иппатий вполне мог рассмотреть все ее прелести при желании.
Но таков был обычай. Вступать в воды священного пруда обнаженной. И не ей противиться вековым заветам предков. Она сама захотела перейти из мирной ветви Святой Церкви в боевую часть организации. Потому должна была подчиняться канонам.