Воронов дар. Изнанка прошлого (Муха) - страница 50

— Мы ведь совсем не знаем, что у них в голове, па!

— Все уже решено, — отчеканил он, — Ольга отличная партия для Свята, она бы была для любого Гарвана отличной партией, даже для тебя.

Я скорчил кислую мину, а отец отвернулся.

— Отдай мне эти деньги, я сам верну, — холодно сказал он.

Здесь мне снова пришлось напрячься, потому что денег, полученных от Ольги, у меня почти не осталось. А как объяснить, куда я их дел, я еще не придумал. Да и учитывая всплывшие обстоятельства, здесь уже сложно что-то придумать.

— Нет! — с вызовом заявил я, решив играть упрямого подростка. — Я не отдам эти деньги. На выплату по первым займам я тоже уже заработал зельем невосприимчивости морока, а эти деньги оставлю себе.

Отец метнул в мою сторону сердитый взгляд:

— Хорошо, Ярослав, — процедил он сквозь зубы, — мы вернем Ольге деньги с вырученных за патент.

— Отличная идея! — зло воскликнул я. — Может мы им еще и источник в Хорице отдадим ради мира и дружбы?

Отец, сжав челюсти от злости, резко сорвался с места, и перед уходом хлопнул дверью.

Я устало плюхнулся на постель, снова задаваясь вопросом: почему же с отцом мне так сложно? Нет, я понимал конечно почему. В детстве я был послушным мальчонкой и никогда бы не посмел даже голос повысить на отца. А сейчас я дерзил, перечил, лгал… Мое поведение для отца не просто возмутительно, оно его пугает, и он не знает теперь как со мной себя вести. Вся моя стратегия поведения отлично вписалась в подростковое бунтарство. Если уж мать так решила, наверняка этим же мое поведение оправдывает и отец.

Но с отцом мне ругаться не нравилось. Хотя я и сам не знал, как мне теперь с ним общаться. На многие его вопросы я попросту не мог ответить, а то что он хотел знать, я ему не мог рассказать.

Как же я жалел, после того как убили родителей, что не могу с ним поговорить. Не раз думал о том, как же сейчас мне хватает отцовского совета, а сейчас… Даже грустно — все чего я желал, чтобы он мне не мешал и не лез со своими советами.

Думая об этом, я прямо так в банном халате на заправленной постели и уснул.

Сколько я проспал — неизвестно, кажется несколько раз заходила мама и пыталась меня разбудить, чтобы позвать есть, но я каждый раз отказывался и снова проваливался в мир сновидений.

И сны мне снились такие странные, бессмысленные и где-то даже абсурдные, несвязанные между собой отрывки. То мне снилось, что я убивал отца, то — что бабка Фрайда пыталась меня утопить в болоте с мертвой ойрой, а я почему-то сначала был взрослым, но потом стал младенцем.

После мне снилась Инесс. Она была так свежа и весела, сидела на корточках в углу моей комнаты и щекотала маленького и лохматого с головы до ног человечка, и почему-то называла его Егоркой. Этому лохматому человечку так нравилось, что Инесс его щекочет — он весело и заливисто хохотала, а потом вдруг Инесс повернулась и уставилась на меня, улыбнулась и спросила: