Меняя Судьбу (Муха) - страница 5

Мать почесала за ухом, погладила по загривку, улыбнулась:

— Яр, — с ласковым укором протянула она, — я ведь просила не убегать так далеко. В лесу опасно, тебя могут принять за простого волка и убить. Почему ты не слушаешься, Яр, почему не гуляешь у поместья? Отец злится. Мы волнуемся, слышишь?

Мать погладила меня по холке и застыла в задумчивости, глядя так, словно бы ждала, что я ей отвечу. Ответить я, конечно же, не мог — волки не разговаривают, но от переизбытка чувств и растерянности лизнул ее в щеку, хотя в жизни едва ли себе бы такое позволил.

Мать весело рассмеялась, вытирая рукавом ночной сорочки щеку, а я изумлённо, где-то даже ошарашенно смотрел, пытаясь понять, что происходит. Мозг сам подкинул ответ.

«Это сон», — с уверенностью решил я. Мать умерла давным-давно, ее убили, как и отца. Я волк, значит, я не в Ирии. Значит, все просто — это сон. Я все ещё умираю там, на лужайке у Нерны, а это видение не более чем воспоминания. Не зря ведь говорят, что перед смертью у человека проносится вся его жизнь перед глазами. Вот и я сейчас вижу одно из своих воспоминаний.

— Идем, дорогой. Скоро рассвет. Пора домой, — мать порывисто поднялась на ноги, отряхнула с сорочки листву и как закричит: — Савелий, он здесь! Нашла!

Зашуршала листва, снова знакомые запахи. Сено, терпкий пот, свежая сдоба, совсем немного — алкоголь. И вот сквозь чащу, неуклюже ломая ветви, словно медведь, ломится наш работник Савелий.

Громадный мужик с седой короткой бородой и одутловатым лицом. На вид грозный, в душе же совершенно безобидный и простодушный. Его встревоженное лицо, освещенное фонарём, уставилось сначала на меня, потом на мать:

— Нашелся, — с какой-то неуверенной радостью констатировал он, затем посерьезнев, добавил: — Князю нужно доложить, он поехал прочесывать лес.

Мать качнула головой, давая разрешение Савелию доложить отцу. Савелий спешно полез в карман куртки, достал маленькое потертое с облезшей краской зеркальце связи.

— Игорь Богданович, нашелся Ярослав, госпожа Злата уже домой его ведет, — на выдохе выпалил он торопливо.

— Он обернулся уже? — спросил отец.

— Нет, еще волком ходит. Но он не злой, вроде, с ним все в порядке.

Донесся короткий ответ отца:

— Хорошо, еду домой.

Я снова замер, с подозрительностью окинул взглядом округу — до боли знакомые просторы, вдали виднеется родовое поместье, в окнах горит свет. Перевел взгляд на своих спутников: мать — как живая, Савелий… Я даже не знаю, что с ним случилось потом. После смерти родителей семья, а точнее бабуля, отправила меня в Императорскую военную академию. За поместьем должны были присматривать дядя Олег и бабушка, но насколько я знал, никто там не жил, кроме домработников. Неужели Савелий сгорел тогда вместе с Вороновым гнездом?