В Ландаре мы планировали задержаться на несколько дней, чтобы наконец-то оказаться в очаге цивилизации, со всеми ее прелестями. Горячей ванной, вкусным и обильным ужином, мягкой постелью, куда не заползет ни один ядовитый или просто кусачий гад. Когда не единожды проснешься, от громкого крика ночной птицы, которая в твоем сне покажется смертельной опасностью.
— Особенно беспокоиться нечего, — уверенно заявил Курт Стаккер. — Даже четыре сотни крестьян нам по силам, все-таки не регулярные войска. Хотя, конечно же, столкновения хотелось бы избежать
Ночь мы провели без раскинутых шатров, готовящегося в очагах ужина, запах которого дразнит так, что едва дождешься, когда он наконец будет готов. И в постоянном ожидании нападения. А на следующий день, ближе к полудню, столкнулись с ними, что называется, нос к носу, причем неожиданно для обеих сторон.
Незадолго до нашей встречи, мы ехали и разговаривали с Клаусом.
— Знаешь, Даниэль, в очередной раз хочу признаться — весьма тому рад, что отец уговорил тебя отправиться в Клаундстон вместе со мной.
Откровенно говоря, тема разговора немало меня тяготила. И если раньше удавалось избегнуть ее, переводя все в шутку, то сейчас попросту не получилось. Ничего подходящего в голову не пришло: обстановка была довольно нервозной.
— Отец передал тебе подробности разговора? — осторожно поинтересовался я.
— В общих чертах. И еще он сказал, что ты обрадовался возможности на время покинуть столицу, слишком тебе в ней надоело.
«Значит, не передал. Если разобраться, Стивен сар Штраузен попросту меня купил, когда сжег мои долговые расписки. И вспоминая об этом факте, всякий раз пытаюсь найти себе оправдания. Мол, попроси об услуге Клаус, мне бы не устоять. Но ведь все было иначе, и он ни о чем меня не просил! Или это стало бы следующим шагом отца, в случае, если бы его попытка убедить меня не удалась? И что может быть хуже, чем оправдываться перед кем бы то ни было, а тем более перед самим собой?»
И еще сам собой напрашивается вопрос.
Тот разговор в Нантунете с Клаусом, накануне нашего из него убытия, он как-то вяжется с его уверениями, что именно я — главная фигура в затеянной Стивеном сар Штраузеном игре? Или все-таки нет? Клаус и сам может всего не знать, и заявление сделал с убежденностью только в силу того — он полностью верит в то, что сказал. Насколько его знаю, он не может быть двуличным, в отличие от отца.
Что я думаю обо всем этом сам? Еще не определился. Да, моя родословная позволяет занять королевский трон Ландаргии, но насколько он мне нужен? Утверждают, ничем не ограниченная власть — это самое сладкое, что только может существовать на белом свете. С ней не сравнится ничто — ни огромное состояние, ни бешенный успех у женщин, ни даже всемирная слава.