Логики в моих словах было ноль, но ноль намеренно.
Клаус поморщился.
— Нет. Твой предок командовал войском, которое и разгромило армию Нимберланга. Даниэль, ну и что в том смешного?!
Ничего, согласен. Но откровенно не понимаю — как можно проявить небывалый героизм, командуя с высокого холма глубоко в тылу? Разве что, отдавая приказы, сверхмужественно размахивать жезлом. Ну да ладно, оставим на совести летописцев.
— Предок сар Штроукков повел в бой отряд в тот самый критический момент, когда в ходе битвы мог произойти перелом. Как пишут в книгах — когда весы качались то в одну, то в другую сторону. Они все там полегли, в том числе и сар Штроукк. Но дело свое сделали, и победа осталась за Ландаргией.
И все-таки небывалый героизм проявил именно мой предок. Забавно. Но как бы там ни было, далекий потомок несомненно героя и вызвал меня на так называемую «дуэль в кустах».
У входа в то, что когда-то было замком, нас встретила госпожа Мадлен сар Штроукк, в подчеркнуто траурном наряде по своему, как выяснилось чуть позже, не так давно усопшему супругу. В компании сына — Александра, который смотрел на всех нас на редкость вызывающе. А когда мы представились, вся его агрессия оказалась направлена только на меня. То, что мое имя известно и в редкостном захолустье, новостью для меня не стало, поскольку в газетах оно мелькает достаточно часто. По большей части в разделах, посвященным скандальной хронике. Если разобраться, что есть любая дуэль, как не логическое завершение предшествующего ей скандала? Но поведение Александра было совершенно непонятно. Наверняка, мы никогда прежде не встречались, и потому между нами не может быть ничего, что спровоцировало бы его на непонятное поведение. В самом-то деле, не виной же тому гибель его много раз «пра» дедушки?
Внутри жилище Штроукков выглядело таким же ветшающим, как и снаружи. Нет, бедностью изо всех углов не сквозило, но чувствовался явный недостаток средств. Впечатление могли бы произвести множество полотен — все как одно вышедшие из-под руки известных мастеров живописи прошлого. Но не производили. Наверное, по той причине, что выглядели они заплатками из дорогой ткани на изрядно и во многих местах прохудившейся одежде. Потертая обивка на мебели, которую давно бы не мешало перекрыть, а еще лучше ее заменить полностью. Даже свечи на люстре в обеденной зале горели, казалось, тускло, хотя их там хватало. О прежнем достатке указывали столовые приборы и посуда, которой не стали бы чураться и в самых богатых столичных домах.
«Если дела у сар Штроукков пойдут так и дальше, им только и останется, что устроить аукцион, — размышлял я, ковыряясь массивной, ажурной работы серебряной вилкой в блюде перед собой. — На какое-то время дела они поправят, но содержание дома, и того образа жизни, который привыкли поддерживать, съест всё вырученное в течение нескольких лет».