– Сайлас? – позвала она. – Куда ты?
В ванной я включил душ, вытащил из брюк ремень, стянул носки. Сквозь шум льющейся воды я слышал, как Фейт зовет меня по имени. Я шагнул под струи душа, не сняв ни брюк, ни рубашки. Капли холодной воды, насквозь пропитав одежду, коснулись кожи, и я подставил под душ голову.
Фейт появилась в дверях, глядя на меня широко раскрытыми глазами.
– Нет, – проговорила она. – Нет, Сайлас. Я не знаю, что происходит, но… нет.
Она открыла дверь душевой и потянулась к крану. Я попытался оттолкнуть ее, но она шлепнула меня по руке и выключила воду.
– Боже, ты дрожишь. – Она расстегнула пуговицы на рубашке, одну за другой. – Снимай. Свои штаны. Сейчас же.
Я слишком устал, чертовски вымотался, и меня дико тошнило. Так что я не стал спорить.
Я вылез из промокших брюк, оставшись в одних трусах. Накинув мне на плечи полотенце, Фейт потащила меня из ванной в гостиную. И усадила на пол перед камином.
– Хватит, – пробормотала она себе под нос и схватила пульт от камина. Она нажала на кнопку, чтобы включить газ. Вспыхнуло голубое пламя. – Хватит, Сайлас.
– Прошу тебя, Фейт. Не стоит нам заводить ребенка. Я с ним поговорю…
Она усмехнулась, сухо и как-то невесело.
– О, у нас совершенно точно не будет ребенка. – Она опустилась передо мной на колени и решительно вытерла меня полотенцем – грудь, лицо, волосы. – Мы и жениться-то не собираемся. Все кончено.
Голова болела все сильнее, и я прикрыл глаза рукой.
– Боже…
– Эй. – Фейт нежно отвела мою руку, вынудив на нее взглянуть. – Я все еще здесь. Я тебя не брошу. Но прошлой ночью… Боже, Сайлас.
Совершенно потрясенный, я заметил, что на глазах у нее появились слезы. Фейт раздраженно смахнула их. Кажется, она и сама подобного не ожидала.
– Оно испачкалось. – Фейт отбросила полотенце в сторону и уселась рядом со мной. – Что произошло?
– Ничего. Я напился. Макс уложил меня в свою кровать. Мы спали.
Но она покачала головой.
– Не вчера вечером. Я имею в виду… Что вообще произошло, Сайлас? Я люблю твоего отца. Мне он представляется богатым старым ворчуном, которому нужно потакать. Еще до болезни, когда он обладал властью и влиянием, я изображала перед ним папенькину дочку, и это работало. Для нас обоих. Но я не дура. Я вижу, как он обращается с Эдди. А ты… я знаю, что с тобой что-то случилось. Дисциплинарный лагерь, о котором ходят слухи? В нем дело? Или все из-за смерти твоей мамы?
– Лагерь, – проговорил я, глядя на огонь в камине. – Дело в нем. Он всему причина.
– Ладно, – медленно произнесла Фейт. – Хочешь об этом поговорить?
Но в голосе ее отчетливо слышалось нежелание. Фейт была не из тех, кто любит потрепаться о серьезных вещах. Но сейчас она сама предложила, и я почти любил ее за это.