– Звучит важно, кем бы он ни был, – проговорила мама. – Это просто замечательно. Я рада, что у тебя все в порядке.
Я покрутил в пальцах стакан с водой.
– Так было не всегда.
– Я знаю, и я…
Но прежде чем момент стал напряженным, нас прервал официант. Он подошел, чтобы принять заказ на напитки.
– Содовую с лаймом, – сказал я парню.
Мама взглянула на карту вин широко раскрытыми глазами.
– Так ты не выпьешь? Мне тоже не стоит?
– Заказывай, что хочешь.
– Бокал домашнего каберне, – попросила она официанта. Потом обратилась ко мне: – Ты на дежурстве? В этом причина?
Все, чего пока не знала мама, тяжестью повисло в воздухе между нами. Я говорил медленно, понимая, что каждое сказанное слово для нее подобно пощечине.
– Я не пью, потому что я – исцеляющийся наркоман и предпочитаю сохранять ясную голову.
– Исцеляющийся. – Она сделала глоток из стакана с водой. – Да, кажется, твоя сестра упоминала…
Слова повисли в воздухе. Мама выглядела так, словно ее признали виновной и допрашивали на слушаниях в Конгрессе. Я вовсе не хотел причинять ей боль, но обещал себе быть честным.
– Да, – мрачно улыбнулся я. – Когда тебя вы- гоняют из дома и семьи, это не так весело, как кажется.
– Господи, Макс, не шути. – Она со стуком поставила на стол стакан с водой. – Я знала, что будет нелегко. Тогда все случилось так быстро, и я… не принимала в расчет всю картину. И не осознавала, чем для тебя это может обернуться. Случившееся меня потрясло. Ты и тот мальчик… А потом ты ушел. И вот уже семь лет пролетели, будто миг. И теперь мы здесь.
Она беспомощно пожала плечами, словно бы это все объясняло.
Я поерзал на стуле, удивляясь, как люди способны оправдать что угодно, порой даже не пытаясь признать свою неправоту. Во мне вскипели гнев и боль, в любой момент готовые вырваться наружу. Вернулся официант, принеся заказанную содовую и бокал вина для мамы. Я сделал большой глоток, чтобы остыть.
– Я здесь не для того, чтобы искать виноватых или копаться в старых ранах, – проговорил я через минуту, больше для себя, чем для нее. – Но я не собираюсь лгать или что-то приукрашивать. Мне пришлось нелегко. Чертовски тяжело. Мне эти семь лет не показались мигом. А последствия… Просто я каждый день боролся, чтобы выжить.
– Перестань. Пожалуйста. Не думаю, что мне хочется знать остальное, – почти прошептала мама. – Думаю, это меня погубит. – Она промокнула глаза под очками салфеткой и посмотрела на меня. – Но теперь-то все в порядке? Тебе лучше?
Я подвигал челюстью из стороны в сторону. Потом, наконец, кивнул.
– Ага. Мне уже лучше.