– Господи, патрон, идите сюда! Скорее!
Серенак приблизился, за ним – Мори с Лувелем. Изумление инспектора Бенавидиша заинтриговало всех. Сильвио показал им открытый ящик. Полицейские уставились на находку с опасливым почтением, как православные паломники на византийскую икону.
На светлой древесине крышки все увидели вырезанную ножом надпись.
«Она моя. Здесь, сейчас и навсегда».
Фраза заканчивалась двумя перекрещенными черточками. Крест. Знак смертельной угрозы.
– Черт! – воскликнул инспектор Серенак. – Кто-то зашвырнул этот ящик в реку меньше десяти дней назад. Может быть, даже в день убийства Морваля! – Он утер рукавом выступившие на лбу капли пота. – Сильвио, – обратился он к помощнику, – надо быстро найти эксперта-графолога и сравнить почерк с почерками всех жителей деревни. Первым в списке пойдет Жак Дюпен.
Серенак посмотрел на часы. 11:30.
– Графолог мне нужен сегодня же и поскорее. Результаты – тоже.
Серенак долгим взглядом окинул расположенные прямо напротив мостки, затем повернулся к окружавшим его четырем мужчинам и с искренней улыбкой произнес:
– Отличная работа, парни! Заканчиваем осмотр дна и убираемся отсюда. Полагаю, самую крупную рыбу мы уже выудили. – И показал агенту Мори поднятый большой палец: – Это была гениальная идея, Людо! Наконец-то у нас появилась реальная улика.
Мори улыбался во весь рот, ни дать ни взять двоечник, отхвативший пятерку. Сильвио Бенавидиш по привычке не спешил разделить всеобщий энтузиазм. Разумеется, патрон тоже прочитал надпись – «Она моя. Здесь, сейчас и навсегда» – по-своему. Для него под словом «она» подразумевается одна-единственная женщина, а угроза этой женщине исходит от ее ревнивого мужа. Иначе говоря, от Жака Дюпена. Но ведь «она» может означать кого – или что – угодно. И необязательно женщину! А, например, одиннадцатилетнюю девочку. Или любой предмет женского рода. Скажем, картину…
Полицейские продолжили методичный осмотр речного дна, но уже без первоначального пыла. Да и шарили они теперь практически впустую. Солнце тем временем зашло за донжон мельницы Шеневьер, тень которого упала на место преступления. Пора было закругляться. Сильвио Бенавидиш напоследок поднял глаза к верхнему этажу башни. Он мог бы поклясться, что видел, как за окном шевельнулась занавеска. Но секундой позже выбросил эту мысль из головы. Ему хватало и других забот.
48
– У Клода Моне есть наследники? Я имею в виду, живые?
Вопрос комиссара Лорантена удивил Ашиля Гийотена. Бывший полицейский не стал ходить вокруг да около. Впрочем, секретарь Руанского музея предупредила хранителя, что такова манера комиссара. Дозвонившись в музей, тот потребовал, чтобы его немедленно соединили с лучшим специалистом по творчеству Клода Моне, то есть с самим Ашилем Гийотеном. Секретарь перезвонила тому на мобильный. Гийотен как раз сидел на совещании, организованном городским отделом культуры и посвященном проведению фестиваля импрессионизма в Нормандии. Очередная бессмысленная говорильня! Хранитель почти обрадовался возможности выскользнуть в коридор.