Ну ладно. Вам, наверное, уже надоело брюзжание старухи по поводу того, как меняются родная деревня и ее окрестности. Я вас понимаю. Но главный вопрос, который вас занимает, звучит так: что она затевает? Какую роль играет во всех этих событиях? Когда бросит шпионить за всеми подряд и вмешается? И как? И почему? Терпение, терпение. Еще несколько дней, всего несколько дней. Позвольте мне еще немного попользоваться всеобщим равнодушием к старухе, на которую обращают внимание не больше, чем на фонарный столб или дорожный указатель, – они же были здесь всегда и всегда будут. Не стану вводить вас в заблуждение, утверждая, что мне известно, чем кончится история, но кое-какие соображения на этот счет у меня имеются.
Точку в ней поставлю именно я, можете не сомневаться. И я вас не разочарую.
Просто немножко потерпите. Дайте мне еще раз описать вам сад Моне. Только будьте внимательны – здесь важна каждая деталь. В мае по утрам в усадьбу Моне привозят школьные экскурсии. На протяжении всего месяца сад каждое утро наполняется детским гомоном. Конечно, уровень шума зависит от способности учительницы заинтересовать ребятню жизнью художника. И еще от степени их возбуждения, которая тем выше, чем больше часов они провели в автобусе.
Некоторых везут целую ночь. Бывают же на свете учителя-садисты! Правда, стоит детям попасть в сад, как гомон смолкает. Обычная прогулка, разве что с образовательным уклоном. Одни отвечают на вопросы теста, другие рисуют. И учителя перестают нервничать. Детям ничто не угрожает – если, конечно, кто-нибудь не полезет в пруд с кувшинками.
По шоссе Руа проехал грузовик булочника Лорена. Водитель посигналил мне, я в ответ помахала ему рукой. Ришар Лорен – последний в деревне торговец, который меня знает, не считая галериста Амаду Канди. В Живерни чуть ли не каждый год меняются вывески: одни заведения закрываются, другие открываются. Деревня существует в ритме приливов и отливов. Но я теперь смотрю на все это издалека. Меня давно выбросило на песок.
Я подождала еще немного.
Наконец раздался треск мотоцикла. Я узнала «тайгер-триумф». Мотоцикл свернул на улицу Леруа и остановился возле входа для экскурсионных групп. Вам может показаться удивительным, что восьмидесятилетняя старуха способна по звуку двигателя узнать марку мотоцикла, тем более такую старую. Но поверьте мне на слово: треск «тайгер-триумфа Т100» я узнаю из тысячи других.
Одновременно я заметила, что не я одна держала ушки на макушке. Из окна на верхнем этаже дома Моне, увитого диким виноградом, высунулась голова Стефани Дюпен. Она старательно делала вид, что пересчитывает детей.