— Класс! — оценила она. — Не отказалась бы от такой квартирки.
— Я тоже, — пробормотал он. — Хотя замечу, что для дискотек здесь все-таки тесновато.
— Нормалек! — Она решительно сдвинула брови. — Стол к окну, кресла к стене — и порядок, господин министр!
Округлив щеки, Виктория выдула развеселый резиновый пузырь и розовым язычком переправила обратно в рот. Валентин вздохнул.
— Между нами говоря, господин министр уважает хорошие манеры.
— Нет проблем. — Она выплюнула в ладонь белый комочек и прилепила к ручке кресла. — Чего еще желает господин министр?
— Ничего. — Валентин присел на диван, потер нос. Смотреть на нее было горько и приятно. В сущности, не случись Валентину маяться от похмелья, верно, и не задержался бы он рядом с ней ни на минуту. Кто знает, возможно, так оно было бы и лучше. Теперь вот придется сидеть, вспоминать и вздыхать о безвозвратно погубленной молодости…
Он нахмурился. Все чаще посещавшая его меланхолия Валентину совсем не нравилось. Крутанувшись посреди комнаты, Виктория изумленно уставилась на него:
— Что-то я не понимаю, кто кого пригласил в гости?
— А в чем дело? — вежливо поинтересовался Валентин.
— Вот тебе на! А торт с чаем? А холодец?
— Нормалек! — успокоил ее Валентин. — Торт в холодильнике, заварка в буфете. В крайнем случае звоните по ноль четыре. Служба газовой сети тотчас прибудет.
— Ага… — Она озадаченно замолчала. — Видела я в жизни гостеприимных хозяев, но чтобы такого!..
— Сам знаю, что плохой, глупый, невежливый, но что теперь сделаешь? — Он пожал плечами. Не объяснять же ей про похмелье, про все сопутствующие этому состоянию радости.
— Хорошо! — Лицо ее приняло плутоватое выражение. Она выбежала в коридор, но тут же вернулась. — Может быть, что-нибудь включим? Хотя бы телевизор?
— Нет уж. Давай обойдемся без него.
— Будем сидеть и наслаждаться тишиной?
— Зачем? Будем трескать торт, и ты расскажешь мне о своих школьных подружках, о том, что у тебя творится в дневнике и, наконец…
Но ее уже не было перед ним. С удивлением Валентин прислушался к позвякиванию посуды. Бойкий человек осваивается быстро и всюду. Даже на чужой кухне… По обыкновению, он потер нос, решив, что угнаться за ней — не самое простое дело. Или действительно — возраст? К старости люди становятся тугодумами, а стареть они начинают рано. С первых лет жизни. Кроме того, он в самом деле отвык от живой непосредственности. Даже Юрий, балаболка и хохмач, — и тот был только актером. Актером, конечно, классным, но не более того. В их годы не прыскают смехом на каждой фразе. Просто уже не смешно. Что-то с чувством юмора, а может быть, с фразами. Таково веление времени, и лица после тридцати необратимо деревенеют. Все, на что мы способны, — это натянуть две-три маски сообразно ситуации.