1918 года, июля 17 дня, в гор. Петрограде. Я, Уголовного розыска начальник первой бригады Громов, на основании ст. Правил о местностях, состоящих объявленными на военном положении, допрашивал нижепоименованного, который объяснил:
«Зовут меня Иван Григорьев Неродов. От роду имею 48 лет, вероисповедания православного. Звание мое — крестьянин Рязанской губернии, Касимовского уезда, Бетнинской волости, д. Рудаково. Проживаю в гор. Петрограде, на Мало-Охтинском проспекте, дом 10, в доходном доме Новгородского десятинного монастыря, состою сторожем при Кинешматорге.
В ночь на 16 июля я нес службу, будучи сторожем, и находился в каморке, предназначенной для сторожей. Обход порученного мне здания я проводил каждые полчаса, часы висят на стене каморки. Приблизительно в начале второго часу ночи я собрался на очередной обход, когда услышал какой-то шум. Из-под входной двери потянуло дымом. Я открыл дверь и получил удар в лоб, упал, лишившись чувств. Когда пришел в себя, почувствовал, что голова чем-то закрыта, руки привязаны к телу, а сам — к стулу. Бандитов не видел, мешал мешок. Начал прислушиваться к голосам, но ничего не мог разобрать. Голосов было то ли шесть, то ли семь. Потом они смолкли. Утром меня нашел сменщик. Более показать ничего не могу».
Второй протокол походил на первый:
«Протокол.
1918 года, июля 3 дня, в гор. Петрограде. Я, Уголовного розыска начальник Первой бригады Громов, на основании 23 ст. Правил о местностях, состоящих объявленными на военном положении, допрашивал нижепоименованного, который объяснил:
«Зовут меня Степан Федосеев Власюк. От роду имею 58 лет, вероисповедания католического. Звание мое — крестьянин Киевской губернии, Бердичевского уезда, Мало-Чернякинской волости, с. Овечачева. Проживаю в гор. Петрограде, в доходном флигеле по Обводному каналу, дом 51, состою сторожем при кожаном заводе Ильина.
В ночь на 3 июля заступил на дежурство сторожем. Один раз в час я обхожу помещения здания с проверкой, закрыты ли двери, не разбиты ли окна. В коридоре первого этажа кто-то ударил меня по голове. Очнулся связанным у стены в том же коридоре, голова закрыта холщовой тряпкой. В голове так шумело, что не слышал голосов нападавших. Потом наступила тишина, я начал выпутываться из веревок, которыми вязаны были мои руки. Когда освободился, бросился к телефону и телефонировал хозяину. Через полчаса приехал хозяин. Добавить ничего не могу, никого не видел и плохо слышал».
Примечательным в допросных листах было следующее обстоятельство. Формально ко всем гражданам столицы могло быть применено распоряжение о военном положении, это несмотря на то, что линия фронта откатилась за Варшаву. Председатель Правительства Керенский, памятуя о событиях прошлого года, не имел доверия ни к рабочим Петрограда, ни к войскам гарнизона. Именно поэтому Александр Федорович хотел иногда применять довольно жесткие меры к бунтовщикам, забастовщикам и провокаторам. Втайне он распорядился формировать батальоны Национальной гвардии, подчинение напрямую ему, наделенному диктаторскими полномочиями.