Пашка-Бык вернулся в свое жилище, окинул мутным взглядом комнату. Что произошло полчаса тому, он не помнил. Только смутные контуры воспоминаний мелькали темными тенями. Его не беспокоило, что кто-то мог его увидеть на улице идущим с окровавленным ножом в руке. Поднес к глазам лезвие, фыркнул и запустил подальше от себя. Нож ударился о стену и упал под кровать.
Хотел было смыть с рук начинавшую темнеть кровь, но схватил висевшее на гвозде у входа пальто, оторвал петлю и начал им вытирать ладони. Потом налил полный стакан водки и выпил одним глотком, не поморщившись.
Капитан Стеньковский направил трех сотрудников уголовного розыска для проверки предложенной начальником версии. Вроде бы достоверная, но что-то в ней было притянутым за уши. Какой же человек в здравом уме и твердой памяти выйдет на улицу резать прохожих? Когда такое было? Прошлым годом перепившиеся солдаты и матросы устраивали беспорядки, но теперь… Сомнительно. Хотя…
Дом под номером 69, фасадом выходивший на Екатерининский канал, достался Никифору Ефремову, с год тому перешедшему из артиллерийского дивизиона на службу в уголовный розыск, хотя опыта не было. Схватывал Никифор все на лету, несмотря на простоватый деревенский вид.
Дом, построенный во второй четверти девятнадцатого века, пятью этажами отражался в чугунной водной глади и стал в год постройки самым высоким в столице, хотя существовал указ не возводить здания выше царских дворцов. Добился такой привилегии коммерции советник Зверков, ко всему прочему занимавшийся ростовщичеством. Видимо, услуги, оказанные сильным мира сего — именитым аристократам, — позволили обойти давний указ. В былые времена основными квартиросъемщиками были торговые люди и чиновники. В десятых годах текущего века дом подвергся перестройке, и теперь в нем появилось больше квартир по распоряжению нового владельца, более пекущегося о содержимом кошелька, нежели о престижности живущих людей.
Дворник уже наслышанный от соседей о найденных трупах, к разговору приготовился. Чувствовал, что расспросы не минуют его. Поэтому сходил и посмотрел на убитых, своих жильцов в них не опознал. Вид пролитой крови не пугал — насмотрелся, когда в пятом году демонстрантов солдаты перестреляли, когда в прошлом году, в период многовластия, на улицах лютовали банды. И грабеж становился обыденным делом, в особенности в темное время суток. Сколько тогда находили безымянных трупов, не счесть. Фонари никто не зажигал, улицы не мели, только стремились побыстрее парадные на замки закрыть да ворота запереть, чтобы никто чужой не смел войти. Опасались любого незнакомца и на призыв о помощи только задергивали тяжелые шторы, подперев дверь чем-нибудь тяжелым.