Лупус звериным чутьем почувствовал, что по другую сторону от входа стоит еще один человек с опущенным вниз пистолетом.
— С удовольствием. — Главарь положил правую руку на рукоять трости и сделал шаг вперед. Лезвие сверкнуло тонким лучом и вонзилось в подбородок стоящего по правую сторону, пробило язык и ужалило острием мозг сотрудника. Он не произнес ни звука, только глаза сразу остекленели и уже мертвое тело начало оседать на ослабевшие ноги. Лупусу хватило доли секунды, чтобы металл освободился, сделал полукруг и уперся в грудь второго мужчины, который не сумел достать из-за пояса револьвер и теперь застыл в ожидании. Кадык его дернулся вверх и вернулся в прежнее положение. — Где Пашка?
Сотрудник почувствовал, как острие проткнуло пиджак и рубашку, оцарапало грудь, и теплая струйка крови медленно покатилась по коже. Перехватило дыхание, но боль не приходила.
Сотрудник молчал.
— Пашка где? — переспросил тихим голосом Лупус, но, несмотря на внешнее спокойствие, его глаз мелко задергался. — Где? — Острие на четверть вершка вошло глубже в грудь.
— У нас, — едва проговорил мужчина.
— Жив?
Сотрудник кивнул.
— Есть кто в квартире?
— Никого. — Только сейчас сотрудник сообразил, что можно было сказать о засаде в комнате.
— Кого ждали?
— Приказано задерживать всех, кто придет.
— Что ж не задержали? — Лупус криво усмехнулся, боль ничего узнать не получится, хотя… — Кого еще задержали?
— Не знаю, нам начальство не докладывает.
— И на том благодарю. — Главарь нажал на ручку, и острие, как игла в ткань, вошло в тело сотрудника уголовного розыска.
Квартира была пуста, хранила следы тщательного обыска и пятна засохшей крови, по которым Лупус построил догадку, что Пашка-Бык либо серьезно ранен, либо убит. Хотелось верить во второе. Одним участником банды меньше, да и забот тоже.
Выйдя из пивной на Литейном, Жоржик поморщился. Отвык от таких заведений, путешествуя по Европам. Там чистота и порядок даже в самом затрапезном заведении. Услужливые официанты с неизменными улыбками, словно им за каждое шевеление губами идет надбавка к жалованью. Столы если не накрытые скатертями, то протертые до блеска. А здесь мужицкая страна, Жоржика передернуло. Он привык за последние годы считать себя аристократом, стоящим выше своих собратьев-крестьян, из которых он вышел.
За долгие годы скитаний Чернявенький привык проверяться. Окинул внимательным цепким взглядом окружающие дома, потом медленно прошелся по каждому прохожему на улице. И только после осмотра двинулся к улице Жуковского, чтобы там взять извозчика и направиться на Царскосельский вокзал. Шел медленно, останавливался почти у каждой витрины и рассматривал отражения. Что-то тревожило, но что — понять не мог. Никто не преследовал, но опасность теснила грудь. Пора завязывать со столичными сейфами, и так потеряно много времени.