— Постараемся.
— Вы уж постарайтесь. — Кирпичников, хотя допрос про шел плодотворно, испортил себе настроение. — О главаре известно немного, но в то же время немало. Бывший офицер, вышедший в отставку то ли по ранению, то ли по политическим соображениям, то ли дезертировал.
— В феврале прошлого года? — спросил Громов.
— Сказать точно не могу, но скорее всего. Хотя… знать может только наш разыскиваемый, имеющий прозвище Лупус. Хотелось бы у него и спросить, но есть вероятность, что после задержания четвертого участника банды, предположительно Жоржика Чернявенького, остальные сумеют скрыться. А так как в наше время обзавестись новыми документами не составляет большого труда, особенно с тем кушем, какой они взяли, то мы никогда не арестуем оставшуюся троицу — Петьку Билыка, Ваську Нетопыря и самого Лупуса. Какие будут соображения?
Первым поднялся начальник первой бригады.
— Мне кажется более разумным следить за Чернявеньким и взять всех на горячем. Чем мы рискуем в этом случае? Только арестом наших подопечных.
— Я с тобой, Сергей Павлович, согласен, но возникает ряд вопросов. Сопровождать наши сотрудники умеют, я ничего против такого профессионализма не имею, но и бандиты не лыком шиты. Если они сами начнут охранять своего самого ценного члена банды и случайно заметят, что за «медвежатником» идет слежка? Что они сделают?
— Либо отменят операцию, либо…
— Вот именно, «либо». Ты, Сергей Павлович, договаривай до конца. Постараются устранить, — Кирпичников выделил последнее слово, — преграду в виде наших сотрудников. Тем паче что мы потеряли одного и главарь не стал раздумывать над дилеммой — убивать или сбежать. А здесь на кону содержимое сейфа. Как ты думаешь, что выберет Лупус?
— Видимо, сейф.
— Вот именно, что сейф. Человек побывал на фронте, видел гибель солдат, приятелей, крещен кровью, так что его ничто не остановит.
— Тогда остается брать.
— А я вот не решил, что лучше, господа сотрудники уголовного розыска, что для дознания будет полезнее.
— Аркадий Аркадьевич, — Громов при сотрудниках всегда к начальнику обращался по имени и отчеству, — при допросе Федькина упущено одно обстоятельство: с какой целью он встречался с Чернявеньким.
Вопрос остался без ответа. Внезапно возникшую тишину нарушил дежурный по уголовному розыску:
— Господин Кирпичников, телефонировал адъютант генерала Игнатьева и просил, как только вы появитесь в отделении, связаться с начальником ВЧК.
Аркадий Аркадьевич прикрыл глаза, размышляя над последними словами Громова. А ведь действительно, он совсем позабыл о главном: с какой целью и по чьей просьбе встречался Федькин с предполагаемым Чернявеньким. Дает знать возраст или усталость последнего года, когда извели распоясавшихся бандитов если не под корень, но близко к тому. И каждый новый день стоил бессонной ночи и крови. Вначале по законам военного времени отменили судебное разбирательство, ввели так называемые «тройки», которым были даны обширные полномочия. Бандит, задержанный на месте преступления с оружием в руках или в кармане, с украденной вещью, ставился к стенке следующим утром. Дознание проходило быстро, и молоток председателя опускался на стол с глухим стуком: «виновен» и «расстрелять». Наверное, таким способом стоило искоренять преступность, захлестнувшую не только столицу, но и города поменьше, где сильной руки не наблюдалось.