Сергей Павлович достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку, открыл почти посредине.
— Петька Билык, на самом деле Петр Прокофьевич Назаров, тысяча восемьсот семьдесят седьмого года рождения, сел Назаровка Торопецкого уезда Псковской губернии, и крестьян. Первый срок — три месяца — получил в девяносто втором году по статьям сто сороковой и одна тысяча сорок седьмой Уложения о наказаниях в Псковском окружном суде…
— Раненько начал «трудовую» деятельность, — не сдержал себя Кирпичников.
— Дальше — больше. — Сергей Павлович оторвал взгляд от записной книжки. — В девяносто третьем году Московским окружным судом осужден по статьям сто тридцать седьмой, сто сороковой, сто сорок девятой и второму отделению тысяча шестьсот сорок седьмой в арестантское отделение на два с половиной года или исправительный приют до восемнадцати лет. Девяносто седьмой год: Тамбовский окружной суд — на четыре месяца, потом опять на четыре месяца Саратовским окружным. Все мелкие сроки до девятьсот шестого, когда его приговорили к пятнадцати годам каторжных работ за убийство. В двенадцатом он бежал, более сведений о нем нет.
— Откуда эти?
— Перед самым поджогом архива дело было изъято одним из следователей для работы, вот чудом сохранилось.
— Я не верю в совпадения, но здесь, — Кирпичников покачал головой, — подарок судьбы. Неужели такое еще встречается? Может быть, там и на Лупуса что-нибудь есть? — ироническим тоном спросил Аркадий Аркадьевич.
— Наше везение исчерпывается только делом Петьки Билыка, а вот про Ваську Нетопыря мне сказать нечего. Как говорится, терра инкогнита.
— Понятно, но с Билыком удача. Отчего такое прозвище?
— Вот об этом дело умалчивает.
— Что Билыка связывает со столицей?
— Ничего, либо он здесь впервые, либо не попадался местной полиции.
— Приметы его присутствуют в деле?
— А как же! Есть даже фотографическая карточка.
— Ей-богу, Сергей, не верю я в такие совпадения, не верю.
— Придется. — Громов положил перед начальником фотографическую карточку не совсем хорошего качества, слегка потертую и выцветшую.
— Определенно под этот типаж половину рабочих можно арестовывать.
— Согласен, но другой карточки нет.
— Хорошо, хоть такая есть.
Васька, прозванный за природную кровожадность Нетопырем, лежал на незастланной постели в брюках и сапогах, почесывая голый живот. На вид ему можно было дать лет тридцать, но на самом деле в прошлом году он проводил сорок второй год. В спутанных волосах ни единой седой пряди, глаза, словно застывшие ледышки, смотрели в потолок.
— Ты раньше тут бывал? — спросил Васька и обратил взор на приятеля.