— Это, я так полагаю, без разницы — сколько взяли. И даже именно потому, что мало взяли. Там же не дураки: секут, что мы должны пойти еще разок, по крайней мере, чтобы взять наконец свое… И — да что говорить! — новая команда, о которой братва ничего не знает, для них теперь как гвоздь в сапоге. А я позаботился, чтобы о нас никто ничего не знал, и это работает. Теперь понял?
Корзухин опешил. Что он должен был понять? На всякий случай мигнул выпученными глазками.
— Понял, что никому ни гу-гу? Режим секретности. А значит, все, кто стремится войти с нами в контакт после того дела уже, ну, все новые знакомые, — под особым подозрением! Дошло до тебя?
Дошло? Корзухин замер, почувствовал, как лицо его наливается кровью, а к глазам подступают позорные слезы. Это же надо — его Тонька под подозрением! Солдафон прилизанный, Ванька-встанька бездушный! Еще зарежет девчонку — и докажет тебе, что так и..
— Да какие там подозрения, командир?
— Ну, с нашим новеньким я сам разберусь. А вот скажи-ка мне, друг, когда ты познакомился со своей девчонкой?
— У меня бизнес-блокнота отродясь не водилось, командир…
— Ну, до дела нашего или после? И не ври, что не помнишь.
И хотелось бы соврать Корзухину, да не смог он так, без подготовки, под взглядом этих холодных, пронизывающих прожекторов. Да помнил он, конечно же, помнил.
— Познакомились мы на следующий день, командир…
— Хм. Вечером, наверное.
— Нет. Если точно, так вообще через пару дней… А заочно — так с утра: тогда ведь, как пошли мы на дело, моя это была смена, командир.
— Что значит заочно?
— Ну, по телефону. По рабочему…
— Доиграешься ты с этим телефоном, Корзухин, снимут его — и все дела. Мне в фирме и без того уже голову проели, что за наш номер приходят несусветные счета, а я не догадался посмотреть, на чьи дежурства они попадают. И заставал ведь тебя за этими дурацкими приставаниями! Попал наконец на дурочку…
— Так уж и на дурочку… А снять телефон не смогут, командир. Какая же это охрана без телефона? А вдруг?
— Угу. А вдруг кто кран решит украсть? Теперь, если опять вокруг телефона волны пойдут, отправлю тебя самого по счету расплачиваться.
— А зачем мне теперь?
— То есть?
— Ну зачем мне теперь номера вслепую набирать, со случайными-то телками базарить? Своя… Своя, говорю, девчонка есть.
— И даже так… Дай, Корзухин, подумать.
На то оно и начальство, чтобы думало. Что-то в этой привычной мыслишке не устроило сейчас Корзухина, свербело и подзуживало, и он на сей раз заставил себя вытащить это неудобство из темного угла и разобраться. Не в том дело было, что маленькое Роман начальство, а в том, что привычная и весьма облегчающая Корзухину жизнь идея спихнуть утомительную эту обязанность — размышлять — на кого другого, кому по должности положено, вдруг показалась ему неудобной, как если бы пришлось ему натянуть ботинки покойного Витюни, размера на два меньше. А вдруг начальство примет решение Тоньку замочить? И тут новое озарение постигло Корзухина: понял он, что подумал командир, будто он названивал, как обычно, на арапа и случайно попал на Тоньку. Хорошо, что догадался, теперь в курсе, и, если командир начнет докапываться, соврет, глазом не моргнув. Ведь не имеет оно никакого значения, кто кому случайно дозвонился, он ей или она ему… Однако Роман, как выяснилось, размышлял совсем о другом.