– А они есть? – спросил капитан.
– Кто? – не понял аналитик.
– Ну… весомые основания! – пояснил Журавлёв и поглядел на собеседника этак со значением.
Майор взгляд проигнорировал, и взгрустнулось ему ещё горше.
Основания были. Вполне весомые. В пятьдесят восемь примерно килограммов по имени Татьяна Ивановна Вяземская – дама с нестандартными запросами к жизни.
Он любил её до сих пор, несмотря ни на что.
Свирепо, отчаянно, всею своей душой.
А она его – нет.
В этом-то и была вся суть проблемы. Та самая суть, что невозможно было предоставить в отдел кадров подразделения, потому как не поняли бы. Это во-первых, во-вторых, остатки рыцаря в майорском нутре просто не позволяли выносить подобную интимную недоимку на суд общественности.
Однажды, после изрядных лет брака, капитан Вяземская без предисловий (она вообще всё делала без предисловий, как прыжок в высоту, которым увлекалась в свободное от службы время) заявила:
– Я не люблю тебя, Карибский. Понимаешь? Не люблю.
– Не понимаю, – опешил майор-аналитик, чья аналитика в тот раз явно спасовала. – Что значит «не люблю»? А раньше?
– Раньше – не знаю. Теперь же знаю точно: не люблю.
– В чём дело, что случилось? – спросил он, предпочитавший во всём немедленную и полную ясность.
– Ни-че-го, – отчеканила Татьяна. – Дело в том, что ничего. У нас абсолютно ничего не происходит, все эти годы. Ты даже поскандалить не в состоянии. Я уж молчу о детях. Мне прошлым месяцем стукнуло двадцать восемь, скоро юбилей. И я поняла вдруг, что и в тридцать, и в сорок ничего происходить не будет. Мы будем ходить на службу, будем умеренно выпивать с Холодовыми, Григоряном и Петюниными по праздникам, в пятьдесят ты подаришь мне всё те же тринадцать роз, что в двадцать и в двадцать пять, и так пройдёт жизнь. Без ни-че-го. А я мечтала о нестандартной биографии! Или хотя бы о нестандартной биографии мужа, в которой могла бы принять посильное участие! Теперь мне всё ясно, и я повторяю: Я. Не. Люблю. Тебя. Карибский. Мне с тобой смертельно скучно.
– Биографии? Нестандартной? – опешил майор, хотя хотел сказать другое, насчёт детей, прозрачно намекнув, что это подло, что это вовсе не его вина, а вина чёртовой кривой загогулины в ДНК из-за чёртовой радиации, но не намекнул. По причине недоделанного своего рыцарства.
– Понимай как знаешь. Мне больше сказать нечего, – сообщила Татьяна, и по её глазам он понял, что Таней или Танюшей ей больше не быть, во всяком случае, для него. – И ты меня знаешь, Карибский, – я считаю, что брак – это не штамп в паспорте. Когда его ещё аннулируют? Так вот, я себя развела с этой минуты. Ты мне больше не муж, а я тебе – не жена. В постель ко мне больше не приходи, спи на диване. Или я буду спать на диване, мне всё равно.