От Ленинграда до Берлина. Воспоминания артиллериста о войне и однополчанах. 1941–1945 (Марчуков) - страница 4

Жизнь дед посвятил земле: труду агронома, а затем и учёного-землеведа, агрохимика, стал доктором сельскохозяйственных наук. Прожил большую жизнь (умер он 11 февраля 1994 года), пройдя со страной все испытания, выпавшие на её долю. В том числе и войну. Встретил её дед на Карельском перешейке, на границе с Финляндией, будучи курсантом, ездовым 76-мм орудия 334-го Краснознамённого артиллерийского полка, входившего в состав 142-й Краснознамённой стрелковой дивизии. А закончил западнее Берлина, на Эльбе, уже будучи лейтенантом, офицером Штаба артиллерии 69-й армии. А между этими датами – годы войны и, главное, блокады Ленинграда, которую он прошёл «от звонка до звонка», перенеся её голод, холод, психологическое напряжение и поучаствовав в её прорыве.

Как появились эти воспоминания? Наверное, так же, как и у многих других ветеранов. Шло время, и чем дальше в прошлое отодвигалась война, тем ближе она становилась в памяти, тем больше хотелось поделиться волновавшим, рассказать другим о том, что пережил. Кому? Желательно, многим (один из отрывков даже выходил в печати в районных газетах), но в первую очередь родным и прежде всего внукам. Внуки любят слушать дедушкины и бабушкины рассказы и сказки, а бабушки и дедушки любят нянчиться с малышами. Вообще, старые и малые часто дружат – и не только потому, что у них на то есть время, возможность и желание, но и потому, что, несмотря на разницу в возрасте, имеют между собой много общего.

Дед тоже рассказывал эпизоды из прошлого своим внукам – и, в частности, мне, автору этих строк. Вот запись из его дневника, датированная августом 1988 года. «Внуку Андрею за время 19–29 августа рассказаны боевые эпизоды из Великой Отечественной войны: «Академик», «Начало», «Граница», «Отступление» («Кустики», «Аля-ля-ля = Ура-ура»), «Библиотека», «Оркестр из артиллеристов и миномётчиков» (20 оркестрантов выступали для двух девушек из Ленинградского завода, шефствующего над 142-й стрелковой дивизией), «Как съели „Злого“», «Шпион» (на синявинских торфяниках при прорыве блокады Ленинграда), «На посту» (как я у Бартышева вынул затвор карабина), «Как нас бомбили на железнодорожной станции Коростень» (в конце апреля 1944 года)».

Самое интересное, что я помню этот момент и даже кое-что из рассказанного запомнил. Например, про этого самого «Академика» – маленького жеребёнка, пропавшего без вести на войне, или про солдата, замёрзшего от голода и холода блокадной зимой («Узелок с горохом»), или то, как дед напевал польскую партизанскую песню. Но помню смутно, без подробностей, как некий общий фон. Это и понятно: прошло немало времени, да и не мог ребёнок эти рассказы запомнить, а главное, понять и прочувствовать, как смог бы это сделать, будь он постарше. Возраст, другие интересы… Тем более что вокруг было много куда более увлекательных занятий. В том же дневнике и в той же записи, что и о рассказанных военных эпизодах, отмечено: «За десять суток с внуком Андреем сыграли тридцать партий в шахматы; счёт 16/5 на 13/5 в его пользу». Победил, разумеется, юный «шахматист». Да и разве может быть иначе, когда играют дед и внук?