И вот теперь этим измученным людям говорят: «Терпели? Маловато будет! Потерпите-ка ещё! Вот вам в руки мачете и пожалуйте-ка лес валить, да скажите спасибо, что не в Сибири его валите».
Конечно, подобных заявлений Беляев не делал, но условия, в которых очутились переселенцы, могли восприниматься ими примерно в таком ключе. В дальнейшем возникающие трудности трактовались уже не иначе, как издевательство над и без того доведёнными до крайности людьми.
Свойственный Беляеву романтизм также не следует скидывать со счетов. Как писал в своём письме разочарованной племяннице брат нашего героя Николай Беляев: «…Ванечке нужны люди совсем особого запала, такие же герои-пионеры как Пезарро[57], Кор тес, наш Хабаров, наконец, сам Ванечка. Я честно преклоняюсь перед его героизмом и мужеством, но сам не считаю себя способным на такой подвиг».
Беляев подсознательно хотел видеть перед собой былинных богатырей, а получил простых людей из плоти и крови, не способных быть героями 24 часа в сутки 7 дней в неделю. Преданный своим идеалам Беляев не учёл естественную иерархию потребностей человека, которая хорошо известна любому, кто знаком с пирамидой Маслоу[58]. Видимо, приоритеты Беляева, как это часто бывает у выдающихся людей, были сильно сдвинуты в сторону идейно-духовных потребностей. Однако ожидать того же от обычных обывателей – настоящая утопия. К тому же не стоит забывать, что большинство переселенцев были обычными горожанами, весьма далёкими от крестьянского быта.
Ну и напоследок стоит вспомнить о третьей стороне этого грандиозного мероприятия по переселению русских эмигрантов, а именно о правительстве Парагвая. Несмотря на победу, только что завершившаяся война отнюдь не способствовала экономическому росту и без того небогатой страны. В результате многие обещания со стороны правительства если и выполнялись, то в весьма усечённом виде. Казна истощилась, и оказать значительную поддержку переселенцам не представлялось возможным.
Но не стоит никого винить. Исторические процессы часто складываются под влиянием тысячи факторов, и предугадать их все попросту невозможно. К тому же крах «Русского очага» в том виде, в котором его задумывал Белев, не следует приравнивать к краху всей русской общины. В итоге жизнь всё мудро расставила по своим местам: большинство крестьян остались в сель ских колониях, а горожане рассыпались по городам и начали осваивать более привычные для них виды деятельности. И это естественное распределение достаточно быстро и, главное, без героического надрыва принесло свои плоды.