«Господи, — подумал он, — я, должно быть, сошел с ума, если попросил совершенно незнакомого человека остаться в доме и присматривать за самым ценным в жизни — моими детьми. И если не ошибаюсь, она намерена кастрировать меня, едва я приближусь к ней».
Коди покачал головой, но затем гордо расправил плечи. На его лице появилось выражение твердой решимости. Если бы он вел себя как мужчина и не отправился в город на прием к психиатру, ничего бы не случилось. «Но, — твердо сказал он себе, — такое больше не повторится. Я этого не допущу».
Итак, Квин перекочевала из дома Хьюстонов, где преобладало женское начало, как в численности, так и в мироощущении, в дом, полный мужчин. Она попала в совершенно новую для нее атмосферу.
Весь дом изобиловал мужскими принадлежностями: спортивными шортами, моделями машин, подтяжками, комиксами с рисунками мускулистых героев. Эх, если бы она могла поделиться хоть с кем-нибудь своими впечатлениями! К сожалению, Боннеры совсем не понимали ее шутливых замечаний и часто пропускали их мимо ушей. С возвращением Коди ей пришлось освободить его комнату. Донни великодушно предоставил ей свою, а сам перебрался к Уиллу и Джей-Джею. Младшие братья решили спать вместе, уступив одну из кроватей Донни. Никого из них не смущала теснота, хотя ютиться троим в одной комнате, конечно же, было неудобно.
Находясь рядом с таким количеством представителей мужского пола, разного возраста и роста, Квин вдруг неожиданно затосковала по отцу. Когда был жив, он приносил ей одни несчастья, она постоянно стыдилась его; сейчас же ей страшно хотелось вернуться в свое прошлое.
Умер Джонни Хьюстон неожиданно, впрочем, все его поступки были такими же непредсказуемыми. В тот день он ушел в «Бар Уайтлоу», где бывал каждый день, и вечером не вернулся домой. Он умер, как и жил, — играя в карты.
Похоронив отца, Квин с сестрами еще долго испытывали шок. И только сейчас, оставшись одна, Квин стала по-настоящему горевать о нем и, горюя, вдруг поняла, что может простить ему все его ошибки.
Взгляд девушки упал на корзину с грязным бельем, приготовленным для стирки. Нет, сейчас у нее слишком много дел, чтобы поддаваться эмоциям. Вот когда она останется одна, тогда можно будет дать волю своим чувствам и поразмышлять об отце… и сестрах. Пока же не до того.
Она свалила мокрое белье в сушилку и снова загрузила стиральную машину. Похоже, стирка никогда не кончится.
— Привезти вам что-нибудь из города? — спросил Коди. Его вопрос, так же как и его присутствие, весьма ее удивили. Прежде чем ответить, она засыпала в машину порошок, закрыла крышку и установила время стирки.