– Ладно, мужики, в этот бой ввяжемся – и посмотрим. А пока – налей еще.
В интересное время живем! Когда реально ощущаешь себя не просто экспонатом истории, но и ее творцом. Когда от твоих дел – что-то меняется.
А это очень дорого стоит!
Шанхай.
Этот же день
– Ну что, старая гадина, не успела сбежать? – произнесла Лан, глядя на пожилую женщину. – А помнишь, как ты нас с сестрой приказывала бить за самый пустяк?
– Теперь заплатишь за все, – сказала Кианг. И продолжила, обращаясь к офицеру комендатуры: – Лейтенант, велите солдатам дать этой твари триста, нет, пятьсот, нет, тысячу палок! И скажите им, если они будут бить слабо – то сами получат столько же!
Офицер кивнул. Вспомнив притчу о великом мудреце, который лишился головы, посмев спорить с любимой наложницей императора – а кто эти женщины и какое влияние имеют на самого командующего, знала вся Десятая армия. В которой (как и во всей НОАК) бамбуковая палка в руках ефрейтора или сержанта для наказания нерадивых или неумелых солдат была обычным делом (что поделать, традиции!). Равно как этому наказанию подлежали и гражданские нарушители порядка. Хотя обычно кара не была столь суровой – тысячи же палок хватило, чтоб насмерть забить даже мужчину самого крепкого телосложения. Однако лейтенант не имел никакого желания ради даже почтенной пожилой женщины ломать свою карьеру.
Да этого и не требовалось – достаточно было лишь процедуру соблюсти. Раз согласно уставу, при экзекуции обязан был присутствовать медик, то довольно было шепнуть отправленному посыльному пару слов. Ну а если нужного человека не окажется на месте – значит, судьба этой женщине быть забитой.
– Так, что тут происходит?!
Сестры одновременно на миг сморщили носики в гримасе недовольства. Русский, Ван Михалыч – которого сам господин называл странно, «молчи-молчи». Договориться с ним было можно – но не всегда. И как ему объяснить свое святое право на месть – о котором мечтали годами?!
– Эта женщина, госпожа Минчжу, – преступница! Помещица, эксплуататор! Била нас постоянно и ни за что. Не было дня, чтобы мы легли спать не битыми.
– Издевалась над нами – как эсэсовка из концлагеря. Когда не находила за что – то придумывала.
– Голодом морила! А в конце вообще выгнала из дома, как собак.
– Сколько мы от нее получили – тут и тысячи палок будет мало! Она гадина – хуже фашиста!
Русский рявкнул:
– Тихо! Говорите по очереди. А вообще, надо и обвиняемую спросить – что она скажет в оправдание.
– Ее язык лжив, как жало змеи! – бросила Кианг. – Конечно, она будет клясться, что относилась к нам как к родным дочерям. Кто ей поверит?!