Он поспешил вмешаться, пока Саманта не успела сказать еще что-нибудь странное.
— Она будет чизбургер и… жареную картошку. И еще клубничный коктейль, — отрывисто буркнул он. — То же самое для меня, только чизбургер двойной и без картошки.
Официантка кивнула и поспешила удалиться. Брови Саманты изумленно изогнулись.
— Что ж, спасибо, что решил все за меня, — протянула она.
— Кто-то должен был это сделать, — парировал Джонни. Ее брови приподнялись.
— Ты не будешь картошку?
— Я съем твою.
Саманта задохнулась при виде усмешки на его лице и поняла, что самое умное, сделанное ею с тех пор, как она переселилась в этот проклятый Богом город, — это письмо, отправленное в Техас.
Позже Саманта мерила шагами свою квартиру, поглядывая время от времени на широкую спину мужчины, сидевшего за столом и просматривавшего груду писем с угрозами. Девушка размышляла, как могло случиться, что из городского хулигана Джонни превратился в того, кто борется с подобными типами.
— Послушай, а где твой отец?
Ее вопрос прозвучал неожиданно, и так же неожиданно старая боль напомнила о себе спазмом в желудке.
Теперь Джон Томас редко вспоминал об отце, но, когда воспоминания все же приходили, ему с трудом удавалось представить себе, как тот выглядел.
Он отбросил на стол пачку бумаг, оттолкнул назад стул, на котором сидел, и встал. Как ни было ему тяжело, он хотел видеть ее глаза, отвечая. В противном случае он потом всегда задавал бы себе вопрос: какова была ее первая реакция?
— Он умер в тюрьме.
Саманта осталась спокойной. Ничто не мелькнуло ни на лице, ни в голубых глазах. Они по-прежнему глядели спокойно и уверенно. Джонни медленно выдохнул.
— Когда?
— Десять недель спустя после того, как я уехал из Коттона. — Он рассмеялся, но смех получился резким, болезненным.
— Я не знала, — прошептала она.
— Откуда было тебе знать? — произнес он с горечью. — Когда я приехал на похороны, тебя уже не было в городе.
Прежде чем он понял, что происходит, Саманта шагнула вперед и прижалась к его груди.
— Прости, — сказала она. — Я не хотела бередить старые раны. — Ее голос был еле слышен, чуть громче шепота. — Я не знала.
Джон Томас приник щекой к ее волосам, погрузил руки в их густой черный водопад, прижимая Сэм к себе с отчаянием, удивившим его самого.
— Это не важно, — сказал он.
— Нет, важно. До сих пор. Если бы я только знала…
— И что бы ты тогда сделала, Сэм? Поплакала бы на похоронах? Ты же всегда боялась его до смерти, признайся.
— Я бы плакала за тебя, — произнесла она мягко. «Боже, Саманта! И я ведь позволил бы тебе это, потому что точно помню: сам я плакать не мог. Но почему, почему ты отсылала мои письма обратно? Что, черт побери, я сделал плохого, что ты даже не пожелала их прочесть?»