Глаза чернокожей дамы вспыхнули, но Эбинизер вмешался, не дав нам возможности кипятиться дальше.
— Гарри Дрезден, — сухо произнес он. — Знакомьтесь, это Марта Либерти.
Она искоса посмотрела на него.
— Он заносчив, Эбинизер, — решительно заявила она. — Опасен.
Я хмыкнул:
— Как любой другой чародей.
— Ехиден, — продолжала она так, словно я не говорил. — Злобен. Одержим.
Эбинизер нахмурился:
— Сдается мне, у него есть на то веские причины. Ты и прочие Старейшины приложили к этому изрядно усилий.
Марта покачала головой:
— Тебе известно, кем он мог стать. Он представляет собой слишком большой риск.
Я дважды щелкнул пальцами и ткнул себя большим пальцем в грудь:
— Эй, леди. «Он» тоже здесь.
Взгляд ее скользнул по мне.
— Посмотри на него, Эбинизер. Он же совершенно опустился. Вспомни, сколько он причинил разрушений.
Эбинизер сделал два быстрых, сердитых шага к Марте:
— Это когда бросил вызов Красной Коллегии, собиравшейся убить ту девушку? Нет, Мэтти. Не Хосс виной тому, что вышло потом. Это все они. Я читал его отчет. Он выступил против них там, где, черт подери, нельзя было против них не выступить.
Марта сцепила руки перед собой — на фоне ее балахона они казались особенно темными, сильными.
— Мерлин говорит…
— Знаю я, что он говорит, — буркнул Эбинизер. — Мне даже не нужно слушать его, чтобы знать. По обыкновению, полуправду-полуложь, и все без сердца.
Долгую секунду Марта молча смотрела на него, хмурясь, потом повернулась ко мне.
— Вы помните меня, мистер Дрезден? — спросила она.
Я покачал головой:
— Все время суда я просидел с завязанными глазами, а то собрание, что созывал наблюдатель Морган пару лет назад, я пропустил: у меня из бедра пулю вынимали.
— Я знаю. До сегодняшнего дня я ни разу не видела вашего лица.
Она в первый раз двинулась с места и направилась ко мне, с каждым шагом постукивая изящным посохом из какого-то темного, с бордовым оттенком дерева. Я напрягся и заставил себя смотреть на нее, но она не стала встречаться со мной взглядом. Некоторое время она изучала мое лицо.
— У тебя материнские глаза, — произнесла она наконец совсем тихо.
Старая боль шевельнулась во мне. Я едва смог выдавить из себя слабый шепот:
— Я ее совсем не знал.
— Нет. Не знал.
Она подняла тяжелую руку и провела ею в воздухе с одной стороны моей головы, потом с другой, словно приглаживая мне волосы, но не касаясь их. Потом снова окинула взглядом с головы до ног, не упустив при этом забинтованную руку.
— Ты ранен. Тебе очень больно.
— Не страшно. Заживет через несколько дней.
— Я не о твоей руке, мальчик. — Она закрыла глаза и наклонила голову. Когда она заговорила снова, слова давались ей с трудом, словно губы отказывались произносить их: — Очень хорошо, Эбинизер. Я поддержу тебя.