— Первый муж? — спросил я.
Это пробилось-таки к ее сознанию. На секунду она подняла на меня взгляд. Потом кивнула.
— Ты здесь совсем еще ребенок. Восемнадцать, да?
Она мотнула головой.
— Неужели семнадцать?
Она кивнула. Что ж, хоть какая-то реакция.
— Ты долго была за ним замужем?
Молчание. Я снова нахмурился:
— Мёрф, я не великий гений по этой части. Но если ты ощущаешь себя виноватой в чем-то, не слишком ли ты строга к себе?
Так и не говоря ни слова, она наклонилась и сдвинула альбом в сторону. Под ним обнаружился номер «Чикаго трибьюн», открытый на полосе некрологов. Она взяла газету со стола и протянула мне.
Я прочитал вслух верхний: «Грегори Таггард скончался вчера ночью в возрасте сорока трех лет после долгой борьбы с раком…» Я замолчал и посмотрел на фотографию в газете, потом на фотоальбом. Это был тот же человек — с поправкой, разумеется, на возраст и болезнь. Я поморщился и опустил газету:
— Боже мой, Мёрф. Мне очень жаль. Правда очень.
Она несколько раз моргнула.
— Он даже не говорил мне, что болен, — произнесла она тихим, напряженным голосом.
Нате вам сюрприз.
— Послушай, Мёрф. Я точно знаю, что… что все уляжется. Я понимаю, тебе сейчас очень больно, но…
— Понимаешь? — переспросила она все тем же тихим, очень тихим голосом. — Понимаешь, что я сейчас чувствую? Тебе приходилось терять первую любовь?
Почти целую минуту я сидел молча.
— Да, — ответил я наконец. — Приходилось.
— Как ее звали?
Мне было больно даже вспоминать ее имя, не то что произносить его вслух. Но если это могло помочь мне пробиться к Мёрфи, я не мог позволить себе излишнюю чувствительность.
— Элейн. Мы были… Мы оба рано осиротели. В возрасте десяти лет нас обоих усыновил один человек.
Мёрфи зажмурилась, потом открыла глаза и посмотрела на меня:
— Она была твоя сестра?
— У меня нет родственников. Нас обоих усыновил один и тот же тип, не более того. Мы жили вместе, валяли дурака вместе, повзрослели вместе. Уроки делали.
Она кивнула:
— И долго вы оставались вместе?
— А? До шестнадцати лет.
— И что случилось? Как она…
Я передернул плечами:
— Мой приемный отец пытался увлечь меня черной магией. С человеческими жертвоприношениями.
Мёрфи сдвинула брови:
— Он был чародеем?
— Сильным, — кивнул я. — И она тоже.
— Он что, пытался добраться и до Элейн?
— Добрался, — сказал я. — Она ему помогала.
— Что произошло? — тихо спросила она.
Я старался говорить ровным, спокойным голосом, но не уверен, что это мне удалось.
— Я сбежал. Он послал в погоню демона. Я одолел его и вернулся за Элейн. Она сковала меня заклятием, когда я не ожидал этого, а он попытался внедриться ко мне в сознание. Это заставило бы меня делать все, что он пожелает. Мне удалось высвободиться из-под наложенного Элейн заклятия и схватиться с Джастином. Мне повезло. Он проиграл. Все сгорело.