К концу 1860-х годов модная юбка уменьшилась спереди и по бокам — теперь ткань убирали назад и вверх, создавая объем в задней части. К счастью для многих стесненных в средствах любительниц моды, чтобы изменить таким образом фасон платья, достаточно было всего лишь купить новый кринолин (или кринолет) и искусно задрапировать поверх него уже имеющуюся юбку. Постепенно новые кринолины превращались в небольшие турнюры, общие очертания фигуры становились все стройнее, а лиф все длиннее и тоньше.
К концу 1880-х годов рынок готовой одежды для женщин начал догонять рынок мужской готовой одежды. Лифы по-прежнему сопротивлялись массовому производству, поскольку требовали подгонки по фигуре, невозможной в условиях фабричного производства XIX века, но ассортимент готовой одежды для продажи все же расширялся. Раньше нижнее белье и одежду для сна женщины шили дома, но в 1880-е годы значительно расширилось коммерческое производство этих изделий. Благодаря швейным машинам и машинному кружеву процесс изготовления сорочек, комбинаций и ночных рубашек во много раз ускорился, а сама продукция сделалась более привлекательной. Эти вещи пользовались большой популярностью у женщин из небогатых кругов, которые были счастливы переложить бремя шитья на чьи-то плечи. Нижние и верхние юбки теперь тоже можно было купить в готовом виде, как и разнообразные модели плащей, пальто и других предметов уличной одежды.
Среди тех, у кого не хватало денег даже на готовое платье и кому был не нужен профессиональный или региональный костюм, одежда могла передавать еще одно важное культурное сообщение. Кем вы были — представителем добропорядочной бедноты или одним из отчаявшихся? До тех пор пока вам удавалось сохранять приличный внешний вид, надежда еще была, но стоило вам опуститься ниже определенного уровня, и перед вами начинали захлопывать двери, а возможности уплывали из рук. В приличном костюме вас еще могли нанять на работу, но немногие согласились бы взять человека, чья одежда уже вышла за рамки негласных требований приличия. Определенную роль здесь играла чистота — поношенная одежда, за которой явно ухаживали, производила гораздо более приятное впечатление, чем грязная и неопрятная, — но, кроме того, нужно было иметь вещи, составляющие более или менее полный костюм. Даже среди нищих это имело значение. Генри Мэйхью неоднократно упоминал об этом в своих интервью с представителями лондонской бедноты. Нищий, похожий на работающего человека, в изношенной, но пристойной одежде, обычно собирал гораздо больше денег, чем нищий, одетый в лохмотья. Люди были готовы понять и поддержать человека, переживающего временные трудности, но попрошайка, не имеющий даже приличной одежды, никак не мог рассчитывать на уважение.