— Простите мое поведение, старший, — почтительно начал беседу дважды хромой любитель женской красоты, а я заметил, что на прежде бледно-синее, как у утопленника, лицо парня начал возвращаться румянец — Я… Мне… Очень стыдно. Но вы не должны считать меня негодяем, старший, это не так. Позвольте мне объяснить свое поведение, и я должен получить ваше прощение! Не будь я Му Киншанем, если не стану преследовать вас, пока вы не простите меня!
Вот уж чего мне меньше всего хочется, так чтобы меня преследовал еще и он. Да и вообще, если уж и быть преследуемым, так хорошенькими женщинами, кто сможет утверждать иное?
Хотя… — тут же вспомнились мне некоторые обстоятельства — Иногда и это не приносит радости, ведь склочный характер порой способен полностью затмить все внешние достоинства.
— Все заблуждаются, — по-отечески похлопал по плечу несчастного этот старый мудрец Дао Ли. — Но мало кто смеет признать свои ошибки. Не следует творить зло без причины, младший Киншань, не торопись обижать людей. Сила дана тебе во благо, но важно и благочестие! Есть богатство, но должна быть и непорочность! Есть талант, но должно быть и почтение к старшим! Есть власть, но вспомни и о совести!
Народ потихоньку снова скапливался вокруг, и кое кто даже благочестиво кивал, соглашаясь с вековой мудростью прожитых лет, изливающейся из уст этого старого праведника Дао Ли.
Я мельком взглянул на оторопевшую Ванкси. Та, видимо, увидев кланяющегося Вэньяна и почтительно хромающего к нам Киншаня, взалкала пылких извинений с вымаливанием прощения и падениями пред ней на колени, но теперь почтительно внимала словам этого старика.
Кто мог бы сравниться с добродетельностью этого почтенного Дао?
А я тем временем продолжал проповедь.
— Совесть, младший Киншань, думай о ней. Может ли считать себя человеком тот, у кого ее нет? И где же нравственность? Где воспитание?
«Был бы жив, уже б стошнило».
Это учитель был, видимо, в чем-то со мной несогласен.
Но я не стал прислушиваться к его брюзжанию и вдохновенно продолжал обличать и клеймить позором пороки общества в целом и недостатки воспитания современной молодежи в частности. Остановиться пришлось только когда я основательно охрип, и к тому же заметил, что глаза начали стекленеть не только у Вэньяна, Киншаня и Ванкси, но и у остальных людей, что нас окружали.
Киншаня, контуженного обрушившимся на него могучим потоком концентрированной морали, пришлось некоторое время трясти за плечо, чтобы вывести из ступора.
— У тебя есть мое прощение, младший. А теперь позволь мне удалиться. Этот старик нуждается в отдыхе, — С этими словами я развернул одеревеневшую Ванкси в сторону гостиницы. — Обдумай мои слова, и уже завтра стань лучше, чем был вчера.