— Да, мадам.
— Помните, что наряд феи-кренделька очень важен. Вы не должны его испортить!
Я с сомнением покосилась на старый, побитый молью и прожжённый в нескольких местах костюм, пахнущий залежавшимся табаком.
— Я буду бережна, мадам.
— Хорошо! Помните, милочка: за те деньги, что вам платит наше предприятие, вы должны отработать всю ночь. Предновогодний вечер для нашего коллектива — это святое!
Я вежливо улыбнулась в ответ. Заказчица была, прямо скажем, не пределом моих мечтаний, но нужно отдать ей должное: она действительно хорошо платила. А это, если честно, было весьма и весьма принципиально в моих новых обстоятельствах. Потому… Фея-кренделёк, говорите? Да запросто!
Возвращаясь же к моим обстоятельствам, не могу сказать, что всё было так уж плохо. В целом.
Да, пришлось уехать из столицы — леди Элизавет была последовательна и несколько раз дала дяде понять, что не хочет видеть его у себя под носом. Она не являлась сама, конечно, но стали возникать проблемы: то с арендой, то с чиновниками, то с проверками. Дядя не стал дожидаться, пока всё станет ещё хуже, и решил переехать.
С другой стороны, в пригороде нам удалось вполне неплохо устроиться: как показала практика, одинаковые дома на Сиреневой улице и за чертой города стоят очень разных денег. Так что, пусть мы больше не жили среди сливок общества, но в плане комфорта потеряли не слишком много… И, честно говоря, после всего пережитого я уже не так уж сожалела о том, что мы больше не среди аристократов.
Пожалуй, моё стремление быть на них похожей утонуло где-то во Впадине Древних.
Так или иначе, после пары месяцев проблем дядино дело пошло в гору: они с папой Буджо и Бэном занялись производством музыкальных шкатулок разной степени сложности, и это стало приносить неплохой доход. Вилни сохранил за собой место в своём кадетском корпусе и должен был выпуститься сразу после нового года; Бэн ходил в вечернюю школу техников-артефакторов и почти что выправил себе документы.
А я… Я работала. Все мои сбережения, до которых я смогла дотянуться после “смерти”, пришлось потратить. По очевидным причинам, были мне доступны только тайники на самый-самый чёрный день, о которых Элизавет не могла знать. Там едва хватило на первый взнос для Вилни, новые инструменты для папы Буджо и сценические костюмы для новой меня. И после всё, что мне оставалось — это снова взбираться вверх по шипастой лестнице, в просторечии именуемой карьерой певицы.
Я обивала пороги разных заведений. Я давала уличные концерты. Я улыбалась людям и зачаровывала их без зазрения совести. Я окунулась в работу с головой, полностью, чтобы снова стать опорой для своей семьи.