Дочь Джумы и Ленны, малышка Лесса, умерла за несколько лет до нашей встречи. Так что я, ничтоже сумняшеся, примерила на себя её чуть повзрослевшее обличье.
Меня стали называть Лессой. И даже любить. То есть не меня, мёртвую девочку… не важно, как мне тогда казалось. Меня любят, у меня есть семья. Чего ещё хотеть?
Вот только чем дальше, тем больше лицо Лессы, которое как раз вполне отражалось в зеркале, стало меня тяготить.
Я сама не понимала, почему.
Казалось бы: какая разница, как выглядеть? Подумаешь, лицо мёртвой девочки, подсмотренное в снах домочадцев. Подумаешь, её имя.
Но во всём этом пряталась правда, которую тогда мне ещё было тяжело осознать: каждому из нас хочется быть любимым. Причём не за маску, напяленную на лицо по случаю, не за фальшивый образ или красивый наряд. Нет, всё не так. Есть желание… оно там, глубоко под фальшивой кожей, выгравировано на костях под живым кровоточащим мясом. Это желание является, на мой взгляд, одним из определений человеческого. Оно гласит: “Любите меня не за что-то, а вопреки. Вопреки моим слабостям и глупостям, ошибкам и отчаянью. Любите меня мной.”
Но за этим осознанием неизбежно следовал другой вывод: меня не за что любить. Я — чудовище.
Я поняла это одним солнечным днём, наблюдая за нормальными детьми. Как сейчас помню: тётя Ленна взяла меня с собой к подругам и оставила играться с ровесниками. И было это… ужасно, если честно. После того я втайне ото всех начала искать собственное лицо. Только вот незадача: сколько я ни старалась открыть в себе человеческое обличье, моё, собственное, оно не приходило.
Мне становилось всё хуже. Я стала ненавидеть свои отражения, разбивать зеркала и сторониться почти всей семьи, кроме разве что папы Буджо. Он-то с первого дня любил во мне музыкальную магию, и это казалось честнее и проще…
Многих стараний стоило мне превратиться не в кого-то, а в себя. Но полностью человеческого облика не получилось: я оказалась человекообразным существом с перьями вокруг лица, волосами цвета киновари и радужными глазами с вертикальным зрачком. Кожа моя кое-где была покрыта крохотными пёрышками, отливающими ртутным блеском.
На самом деле, пожалуй, на чей-то экзотический вкус я даже могла бы показаться красивой. Тем не менее, с человеком меня перепутать не смог бы вообще никто.
Мой биологический отец много позже предположил, что это случилось из-за нарушения в развитии. Обычно маленькие селенити-полукровки примерно одинаковое время проводят как в человеческой, так и в змеиной форме, питаются и энергетической, и обычной пищей. Но моя человеческая половина была слаба (как и любой младенец, собственно) и едва ли смогла бы выжить на свалке. Потому пернатый змей подавил всё человеческое, чтобы выжить.