— Ерунда! — отрезала она. — Уверена, это бредни чьего-то воспалённого сознания, не более. Вы не можете подвергнуть меня ментальному сканированию без реальных доказательств!
— У меня есть показания вашей дочери, — ответил я.
Она побледнела, но всё ещё попыталась выкрутиться:
— Что вы хотите от Дайяны? Тяжело говорить так о собственном ребёнке, но она не в себе. Подумайте сами: как фомора могла бы войти во Дворец? Это безумие!
— Тут мы с вами совпадаем: я тоже не знаю, как такое возможно. Но мне кажется, ваша дочь вполне в состоянии отвечать за свои слова, — ответил я с холодной усмешкой. — Если выяснится, что она мне солгала, то ответственность за происходящее здесь полностью ляжет ей на плечи. А теперь… сядьте в кресло, леди. Не заставляйте меня применять силу.
Она задрожала; выдержка изменила ей.
— Нет! — закричала она. — Это ошибка! Это ложь! Помогите!..
Я поморщился и собрался встать, но дядя Кио опередил меня, легко скрутив женщину и пристегнув к креслу.
— Ну что же, — сказал я. — А теперь начнём.
Следующие несколько минут не доставили особенного удовольствия никому из присутствующих. Всё же, ментальный взлом — процесс весьма неприятный, с психологической и физиологической точки зрения в том числе. Именно потому существует так много ограничений вокруг его применения.
Когда всё закончилось, леди Гохорд сидела, глядя расфокусированным взглядом в стену. И была готова честно ответить на любой мой вопрос.
— Джезбет Гохорд, ты слышишь меня?
— Да, — ответила она чуть заторможенно.
— Скажи мне, правда ли, что полгода назад на Отборе фавориток твою дочь заменяла фомора?
— Да, это так.
Дядя Кио сдавленно ругнулся сквозь зубы.
— Расскажи мне подробно, почему это произошло и что этому предшествовало.
— Всё началось пять лет назад. Тогда выдался неурожайный год на полях, с островов занесли некую заразу, от которой полегли буйволы на фермах, соседи подали тяжбу на спорный клочок земли, банк отказался дать ссуду… Как итог, мы были разорены. Единственное, что оставалось нам — это признать себя банкротами и идти на сделку с промышленниками. Это было недопустимо для нашей аристократической чести. Потому-то я вспомнила о своей давней приятельнице, леди Элизавет.
Ох уж эта старая добрая аристократическая честь! Работать или отдавать землю промышленникам в рамках Ошского договора им непозволительно и унизительно. А вот лгать, шпионить и торговать детьми — это да, это самое оно.
— К тому моменту Элизавет поднялась довольно высоко, — отметила леди Гохорд. — И я попросила её о ссуде. Но, разумеется, у Элизавет практически не было своих денег. Откуда они у любовницы? То, что она зарабатывала самостоятельно, почти всё крутилось в деле; содержание же её было полностью расписано. Она не могла дать мне достаточную сумму. Это мог сделать только премьер Тавельни. Но ему нужен был веский повод для такого решения. И тогда мой муж заявил, что придворная должность у него в кармане. И, получив её, он сможет быть для премьера полезен в ответ. Сделка была заключена, и мы удержались на плаву. Но мне было очевидно, что мечты мужа о придворной должности — лишь иллюзия самовлюблённого мужчины. И да, все его прошения были отклонены. А Элизавет стала намекать, что, если должности не будет, то нам придётся всё вернуть. С набежавшими процентами. Это была отчаянная ситуация, в которой у меня была одна надежда — Дайяна.