И свою глупость я хочу перелить в тебя сейчас, и восторг, и трусость, и вероломство, и сердечную скупость, но также и пару-тройку хороших качеств, что есть во мне. Пусть они соединятся с твоей добродетелью, и пусть совокупятся наши страхи и провалы, на которые мы обрекли себя однажды и с тех пор продолжаем обрекать вновь и вновь. Поправь меня, если я ошибся, поправь
Будь со мной, оживи меня. Скажи мне: «Будь светом»
Но что я тебе дал – одни слова. А что могут слова
Вероятно, иногда они все-таки могут. Возможно, в час благодати небеса все же распахиваются над землей
Я стал потихоньку толкать его кресло под карниз, чтобы он больше не мок. Дождь поливал меня неистово, и я тут же окоченел, а Идо смотрел на меня из-под одеяла, и на мгновение мне показалось, что его зрачки помутнели
Я медленно ехала по окружному шоссе, молясь, чтобы никто не выехал мне навстречу. Решила не думать о том, как мне предстоит действовать, позволив инстинкту направлять меня, – я вдруг поверила в свой инстинкт
Не знаю, что мешало ему меня опознать – туман в голове или то, как я выглядел, может, я уже изменился до неузнаваемости, – но я увидел, как все его тело моментально напряглось
Слава богу, что как-то вечером пару недель назад я отправилась посмотреть, где он живет, поэтому помнила и улицу, и дом, и всю дорогу от меня к нему
Как будто он готовился к удару, а ведь я ни разу не поднял на него руку, я все-таки не мой отец
Я рассекала водопады, думая о том, что иногда Яир кажется мне ложечкой, отражающейся в стакане с чаем
Я надеялся, что он не видит, как задрожали мускулы у меня на лице. Это всегда случается на холоде, мне нельзя мерзнуть
Дождь хлестал по лобовому стеклу, я никогда прежде не видела Иерусалим таким – диагональным от дождя
Он привстал с кресла и увидел, что я в одних трусах. И спросил, – а я не поверил своим ушам, – можно ли и ему, может ли он тоже раздеться
Я мысленно говорила с ребенком, с Идо. Скоро буду, – я сказала ему, – держись
Я глубоко вздохнул и, собрав остатки воли в кулак, тихо произнес, что он, быть может, до сих пор меня не понимал, может, он настолько глуп, что не понимает простых слов, но, если он поднимется, – и я ему даже в этом помогу, – мы вместе подойдем к двери, вместе постучим и даже вместе попросим прощения
Все это время я понимала, – понимала с ужасающей ясностью, – что, не будь этот день последним, ничего этого не случилось бы
У меня уже не было выбора, что мне оставалось делать: он, конечно, и слышать не желал ни о каких извинениях. И я подумал, что мне ни минуты нельзя оставаться подле него, потому что я за себя не ручаюсь. Поэтому я встал и вернулся в дом, прислонился к двери и увидел, как под ногами у меня мгновенно собралась небольшая лужица