— Константин Николаевич? — встрепенулась Агафья. — Он опять приставал к тебе?
Груша, тяжело вздохнув, медленно кивнула.
— Ах, греховодник, и что он не уймется-то! Вот привязался, окаянный! — выругалась Агафья. — Это ты из-за него топиться вздумала?
Груша снова кивнула.
— Вот дуреха-то! — пожурила ее ласково Агафья, как мать нерадивое дитя, озабоченно обняв девушку и дрожащим голосом продолжая: — И кому от этого легче стало бы? Князь бы ничего и не понял, а ты бы такой грех на душу взяла! Аж страшно подумать! — Агафья вдруг проворно вскочила на ноги и подошла к большому чану с водой. — Сейчас тебе валерианы заварю, чтобы ты успокоилась.
Агафья начала возиться с водой, наливая ее в самовар.
— Он деньги предлагал, — глухо сказала Груша, стараясь забыть о поцелуях Елагина, воспоминания о которых до сих пор помнили ее губы. Она нахмурилась, пытаясь сосредоточиться на разговоре с Агафьей. — Дом в Петербурге.
Агафья со звоном захлопнула крышку самовара и быстро обернулась.
— Вот, паршивец, купить, значит, тебя вздумал! — взвилась Агафья. — Пообщался с этими развратными дамочками из высшего света, так думает, что все покупается?
— Наверное, — согласилась Груша и снова тяжело вздохнула. — Я ему так и сказала, что не надо мне ничего от него.
— И правильно, — сказала Агафья и снова села рядом с девушкой. — Честь-то измарать недолго, а потом вовек не отмоешься.
— А еще он вольную обещал, — добавила Груша, и глаза ее загорелись. — Представляешь, всего месяц помучаюсь и буду на свободе.
— И что же ты надумала? — насторожилась Агафья.
— Не знаю… Поэтому и к реке пошла.
— Про это прекрати, топиться-то еще! — велела строго Агафья. — Да, вольная, конечно, не чета деньгам-то и богатствам. Я вот с рождения только и мечтаю об этом, — Агафья на миг задумалась, а затем с живостью заявила: — А может, и правда потерпеть тебе немого, а потом свободная будешь? Хоть тебе такое счастье выпадет, доченька, свободной стать, не то что мне, горемычной.
— Но как стерпеть это? — спросила несчастно Груша, опять вспомнив, как сладостны были поцелуи Андрея, и как она, опьяненная его близостью, позволяла ему долго целовать себя, забывшись, и остановила его лишь тогда, когда он уже нагло ласкал ее обнаженную грудь. Девушка вдруг подумала, отчего поцелуи Урусова не могут быть так сладостны, как поцелуи Елагина? Возможно, тогда бы ей было проще согласиться на непристойное предложение князя. — Если от одного его прикосновения мне противно становится? — добавила Груша и, немного помолчав, вдруг обратив заинтересованный взор на Агафью, спросила: — А когда Андрей Прохорович приехал?