– Что?
Ничего себе. Обычно это меня заставляют убираться в комнате, и давай-ка, будь добра, побыстрее, а то в помойку выброшу. А мне ужасно трудно наводить порядок, потому что я не умею. Если бы умела, то, разумеется, убралась бы! А Изабель, видимо, умеет. Я уселась и стала за ней наблюдать. Невероятно, просто невероятно! Она не только умела убирать вещи, которые должны были стоять на своем месте, например книги, но ей еще удавалось придумать место для вещей, у которых раньше никакого места не было, например для шашек.
Она складывала одежду, сопровождая свои действия приятными замечаниями. Например:
– Очень симпатичные коричневые брюки.
– …
Никогда не предполагала, что мои коричневые брюки могут быть симпатичными. Теплыми – да. Коричневыми. Но симпатичными…
– Пока я не забыла, давай выберем одежду на сегодня, – предложила Изабель. – Что ты хочешь надеть?
– Не знаю. Коричневые брюки?
– Хорошо. А наверх?
– Вот это?
Я помахала старым серым свитером, лежавшим рядом на кровати. Изабель взглянула на меня с сомнением:
– Нет, вряд ли. Серое и коричневое плохо сочетаются. У тебя нет чего-нибудь более эффектного?
Мы поискали и нашли эффектное зеленое поло. Я отправилась в ванную мыться и одеваться. Когда я оттуда вышла, Изабель варила кофе на кухне.
– Отлично, – сказала она, оглядев меня с ног до головы.
– Тебе не кажется, что волосы слишком короткие? – переживала я.
Изабель улыбнулась:
– Ни капельки, наоборот. Нынешней зимой это последний писк моды. Я знаю, что прекрасно подойдет к коротким волосам. Я могу тебя накрасить. Хочешь?
Вероятно, у меня было такое выражение лица, что она расхохоталась.
– Что тебя коробит? Обещаю, все будет смыто до маминого прихода. В конце концов, пора и попробовать в твоем возрасте. Кстати, тебе сколько?
– Одиннадцать с половиной.
– Отличный возраст, – сказала Изабель. – Ну? Согласна?
Она вытащила из сумочки синюю матерчатую косметичку, открыла ее, и оттуда высыпались разные тюбики и карандаши.
– Хорошо, – сказала я и подошла ближе. – Но, если я буду похожа на клоуна, ты сразу все сотрешь.
– Договорились. Садись сюда.
Я расположилась на стуле. Изабель села передо мной и принялась расписывать мое лицо.
До того как она закончила, у меня не было возможности посмотреться в зеркало.
– Закрой как следует глаза, – приговаривала она, – я проведу тебе карандашом линию на веках. Широко улыбнись так, чтобы я слегка дотронулась до губ розовой помадой.
Я послушно стояла, словно кукла-любимица, убаюканная ласковым прикосновением карандашей и кисточек к моей коже. Время от времени Изабель откидывалась и созерцала свое произведение.