— Где капитан? — вопрошала она. — Где этот чертов капитан?!
— Он пытается спасти наши шкуры, — спокойно откликался штурман, отвечавший сейчас за пассажиров.
— Половины экипажа нет! Я поняла! Они решили сбросить нас, как балласт! Сберечь ресурсы! И выбраться живыми! За наш счет!
— Успокойтесь, мисс Друзилла.
— Убийцы! — она бросилась на штурмана.
Нобелевский лауреат обнял ее и оттащил со словами:
— Друзилла. Жили бестолково, так хоть умрите с честью!
— А-а-а! — истошно заорала она, пытаясь вырваться.
Но астрофизик держал ее неожиданно крепко.
Потом автоматические двери раскрылись. Вошел как всегда безукоризненный и невозмутимый капитан. Обвел всех взглядом Сфинкса и произнес:
— Итак, учебная тревога в целом показала удовлетворительный результат. Будем повторять до совершенства!
Феминистка отчаянным усилием вырвалась из рук нобелевского лауреата и бросилась с кулаками на капитана:
— Мерзавец! Садист!
Тут уж пришлось действовать мне, поскольку я был ближе других. Перехватил ее. Аккуратно вдавил биоэнергетическую точку за ухом, так что австралийка обмякла. Глаза ее закатились. И я поддержал ее, чтобы она не рухнула на пол.
Наверняка до конца полета она будет гундеть, что капитан поплатится должностью, а то и головой за причиненные ей страдания, за превышение власти и прочее. И что его отправят на каторгу, а она будет плевать на него с моста. Начала уже сейчас, только очнувшись:
— Это твой последний полет, жалкий ублюдок!
В принципе, такие действия в отношении капитана наказуемы, можно даже под суд отдать. Но «Железный дровосек» только повернулся и вышел, слегка улыбнувшись.
Ну а у меня прибавилось забот. Потому что эта тревога и была запланированной нами встряской. И мы надеялись, что она позволит выявить Доппельгангера…
Во время тревоги безопасники не сводили глаз с пассажиров, с диаграмм, с показаний многочисленных приборов. Они ловили аномальные реакции, не соответствующие психотипу объектов. Оборотень в критической ситуации должен вести себя немного по-иному. Отточенные рефлексы можно замаскировать, но спрятать полностью не получится.
Я не трогал безопасников несколько часов, пока они занимались первоначальной обработкой. И все это время надеялся на то, что им удастся сорвать маску с врага. Или хотя бы нащупать тропинку к нему.
Волхв вызвал меня сам. По его тону было понятно, что у него имеются новости. И сердце радостно забилось в ожидании.
Мы примостились в технической каморке. И Волхв объявил:
— Мы подробненько зафиксировали и описали всех наших дураков и неврастеников. Но ни одной реакции, не соответствующей психологическому портрету.