— Вита, вы друг друга не знаете, ты не любишь его, а он — тебя.
— Но без симпатии, искры между двумя, такой брак не совершился бы. Так?
Бабушка недовольно поджала губы и молча вышла из кабинета.
Действительно, что со мной, упрямой, спорить. Только даром время терять.
В течение следующих пяти дней я познавала все «прелести и радости» жизни в браке. Мы с Парисом могли несколько раз за день поссориться и помириться. Конфетно-букетный период, как и постельные игры, проходил у нас довольно бурно. Парис не горел особым желанием ухаживать за мной, я хотела романтики, а потому скоро по выражению лица оборотня вся гостиница знала, насколько хорошо у него идут дела на личном фронте.
С бабушкой и дедом, решившими остановиться в гостинице на неопределенный срок, мы обедали и ужинали, то втроем, то вчетвером. Мои любимые родственники не скрывали своего отношения к Парису и общались с ним сухо, заговаривая только при необходимости.
А вот Малиса… Малиса развернулась. Она соблазняла неженатых клиентов голыми коленками, устраивала вечера для пар и одиночек, пыталась даже украшать гостиницу, но тут уже я решила, что хорошего понемножку, и остудила ее пыл.
Через пять дней в дверь кабинета постучала Лина. Я, уставшая, взвинченная, после очередной ссоры с Парисом, уставилась на Лину недовольно, даже зло.
— Там твой отец, номер выбирает, вместе с какой-то женщиной, — ничуть не смутилась Лина. — Женщина эта на тебя очень похожа.
Я нахмурилась: кого еще принесло в гостиницу? Тем более, в такое-то время? Отец — понятно, видимо, захотел научить уму-разуму глупую дочь. А женщина? Да еще и похожая на меня?
Спускаться на ресепшн желания не было, но я все же вылезла из кресла и пошла вместе с Линой. Надо самой все посмотреть, разведать, понять, кто там пожаловал.
Отец, элегантно одетый, настоящий модник, действительно у стойки ресепшена выбирал номер, расспрашивая о чем-то Агнессу. Та отвечала, на этот раз не пытаясь строить глазки. Видимо, Лина успела просветить ее, кто именно пожаловал.
Рядом с отцом стояла женщина средних лет, невысокая, чуть сгорбленная, как будто на нее давил груз проблем. Она или плакала, или собиралась заплакать — платок был прижат к глазам.
Услышав наши с Линой шаги, женщина обернулась, растерянно посмотрела сначала на нее, потом — на меня и тихо позвала:
— Вита, доченька…
Я словно увидела себя в зеркале лет через двадцать. Те же черты лица, тот же разрез глаз, та же прическа. Только волосы у женщины были рыжими, а глаза — серо¬зелеными.
— Познакомься, Вита, — иронично усмехнулся отец, — твоя мать Ольгера. Не правда ли, трогательная встреча?