Он нежно обнимает меня и, поглаживая мое тело руками, смывает остатки разорванной ночи. Он моет меня, отчищая от позора. Становится жарко, но я все равно насквозь замерзший.
— У тебя жар, — комментирует Юнгс, почти касаясь движущимися губами моей щеки.
Он распускает мои волосы, которые под тяжестью воды спадают безвольными нитями.
— Такое красивое тело и такому козлу в подарок, — монолог Юнгса продолжается, мне нечего ответить.
Барон продолжает обмывать мое тело прикосновениями своих заботливых рук. Когда он погружает свои пальцы между ягодиц, плечи невольно вздрагивают и я напрягаюсь всем телом.
— Не бойся, — еще более мягко произносит Юнгс, — Я не сделаю тебе больно, я просто хочу смыть с тебя его присутствие.
Я расслабляюсь, давая себя помыть. Мой слуга делает мое тело чище, но душу не отмыть.
Через какую-то минуту, водная экзекуция закончена. Заботливо положенный в теплую постель и укутанный одеялом, я все равно продолжаю дрожать и не хочу отпускать от себя своего барона.
— Юнгс, останься со мной… — прошу его.
— Конечно, останусь, — произносит барон Дерфи, блестя на меня своими зелеными глазами, полными не то смущения, не то тревожной нежности.
Он тоже раздевается и ложиться рядом, совсем близко, прижимая меня к себе так, что наши животы касаются.
Мне становится тепло.
Юнгс в ответ улыбается, поглаживая мою щеку рукой.
— Глупый правитель Архатея, — вымученно шепчу я.
— Да, ты такой, но я всегда буду рядом, — он целует меня в лоб, и я закрываю глаза, уносясь в потоках преданной ласки.
Юнгс любит меня, как слуга господина, но все равно я благодарен и за такую любовь. Она мне нужна… Сейчас, когда я разбит и опозорен, я хватаюсь за осколки старого мира, делая вид, что ничего не произошло.
Почему судьба столь жестока к детям великих людей?
За что я страдаю…? Даже мои собственные цепи лишили меня надежды на счастье, хотя должные были подарить высоту победы.
По моей щеке снова стекает слеза.
— Не плачь, Касандер, — шепчет Юнгс, — Не надо, я рядом.
— Нет! — я вскакиваю, садясь на кровати.
— Касандер, — Дерфи тут же поднимается, и, заключая меня в объятия, скрепляет нас.
Мы так и зависаем среди шелка постели, в складках одеяла, обнажающего наши голые тела. Мои волосы раскиданы по кровати, и я снова горю ознобом, прижимаясь всем телом к гладкому торсу Юнгсу. Он принимает меня, принимает мою слабость и разбитую душу.
— Я просто хотел… — я вскрикиваю, — Любить!..
— Я понимаю…
— Я не знал, не думал, что так выйдет. Я не хотел этого… Юнгс, мне страшно.
— Все хорошо, — барон улыбается, — Весь Архатей иногда грешит этим. А повелителю и подавно можно…