— Плохо, если окажется, что и Альентес теперь не в форме… А кто позволил им увидеться?
— Жребий, вы сами его придумали, — смущенно пожал плечами Рауль.
— А, ну да, ну да, — протянул Сизиф, — Так, значит, твой Диего рвется в далекую страну к бывшему другу?
— Еще как! Как трактор!
Старейшина улыбнулся.
— И что послужило поводом для столь отчаянного беспокойства?
— Диего ужаснулся тому, во что превратил его товарища брат Игнасио.
— Столь кардинальные перемены? Разве удивительно, что мальчик вырос в мужчину? Изменения за девять лет не могли не произойти.
— Я о другом, меня, признаться тоже пугают методы брата Игнасио, — Рауль был в запале, готовый высказать все, — Мы все помним Пабло. А ведь именно брат Игнасио поверг его в море тьмы, он ослеп из-за него. И до сих пор неизвестно, куда пропал Слепой Скиталец!
— Ну-ну, не стоит так огульно обвинять брата Игнасио.
— Да, как же так??? Его методы… они… просто чудовищны!
— Разве ты был свидетелем?
— Нет, но я хорошо знаком с результатом его воспитания.
— Брат Рауль, — с мягкими нотками в голосе начал Сизиф, — Тебе ведь известно, что в ордене розенкрейцеров существует два абсолютно равноценных подхода к взращиванию детей. Один либеральный, дань меняющемуся миру, предполагает дружеский подход и участие без применения физических наказаний и психологического давления. Мне такой подход естественно ближе… но…
Сизиф вновь почесал загривок, потеющий под пышными пурпурными мантиями.
— Традиционный подход, — продолжал старейшина, — Тоже легален. Хоть он и предполагает деспотичность и жестокость к воспитаннику, пусть допускает даже насильственное мужеложство, но ведь подобные меры направлены на максимальное сближение наставника и ученика, что позволяет кроить натуру воспитанника в нужном ордену русле. Да, я согласен, это жестоко. Отчасти, даже несправедливо, когда ломают личность, но ведь взамен лепится новая, та, которая необходима братству в достижении поставленных целей. Цинично. Но доподлинно известно, что братья, взращенные в рамках традиционного подхода, намного быстрее усваивают знания и навыки, и впоследствии становятся лучшими боевыми монахами ордена. А пример послушников брата Игнасио лишь подтверждает сие наблюдение.
— Но дети… Они ведь страдают! — вымученно произнес Рауль.
— Да, печально. Поэтому я являюсь сторонником либерального подхода. И все мои воспитанники без исключения выросли в атмосфере спокойствия и дружелюбия. Честно, я искренне не понимаю, откуда в Игнасио столько жестокости, ведь он был таким милым ребенком, — Сизиф задумчиво прикрыл глаза, — Я всегда старался выслушать его и помочь. Да, он вызывал определенную жалость, поэтому я и взял его на послушание. Игнасио рос слабым. Перенеся в детстве тяжелую ангину, он навсегда заработал осложнения на сердце и репродуктивную функцию. Наверное, чувство своей ущербности породило в нем столь жгучее желание издеваться над другими. Ситуацию усугубило и то, что он не мог стать бойцом ордена из-за сердца, и был вынужден сразу пойти в наставники, конечно же, не без моей помощи. Видно, я где-то серьезно просчитался, раз мой ученик стал настоящим исчадием ада.