На исходе второго месяца, у него началось воспаление.
Тогда ко мне пришел главный врач ордена и похоронным голосом сообщил:
— Диего, мне жаль…
— Что такое!!! — я впился ему в плечи, ожидая самого худшего.
— Дело в том, что нам, видимо, придется ампутировать часть половых органов… Он лишится правого яйца. Мы ничего не можем поделать.
Врач развел руками.
А я готов был его прикончить на месте. Ну, он в своем уме, так меня пугать!?
— Иди к черту! — завопил я, — Делайте, что хотите, лишь бы он жил!!! Мне все равно… Мне неважно… я люблю его любым. Любым…
Врач понимающе закивал головой, однако помочь мне он никак не мог.
В конечном итоге операция прошла успешно, одна из проблем была решена.
Тянулись дни, месяцы, Аль находился между жизнью и смертью. Но он держался…
Я обосновался у него в палате, спал рядом, ухаживал за ним, открывал окно, чтобы он мог насладиться пением птиц и ароматом монастырского сада. Я держал его за руку, гладил по голове, шептал ласковые слова, я хватался за все призрачные возможности, которые хоть немного сулили спасение Альентеса из лап смерти. Я хотел, чтобы он знал, он не один, я с ним рядом, и мы навсегда вместе.
Рауль частенько заходил к нам, проведать Альентеса и поболтать со мной, его верной сиделкой. После того, как он второй раз отказал Дедалу и вышел из состава наставников, перейдя в разряд воспитателей детских групп, у Рауля стало много свободного времени. Мне показалось, что за долгие годы, он, наконец, обрел некое подобие покоя. Дети его просто обожали, что и следовало ожидать, ведь так было всегда. А Рауль в окружении детской беззаботности и радости, сам погружался в легкость юности. Он забывал о своих неудачах и огорчениях. И, слава богу, я искренне радовался за наставника.
Однажды он принес медведя и положил на тумбочку у изголовья кровати.
— Его зовут Ран, — ласково произнес Рауль, касаясь рукой щеки Аля, — Теперь он будет охранять тебя. Смотри, не сдавайся, ты нужен нам живым!
— Знакомый медведь, — с презрением сказал я, косясь на игрушку.
Рауль опустился на стул рядом со мной.
Выглядел он подавленным.
— Это все, что осталось от Данте… моего дорогого Данте, — прошептал наставник.
— Не оскорбляй мой слух его именем, — фыркнул я.
— Диего… Я все понимаю, Данте сделал плохо Алю, и за это ему придется ответить перед страшным судом.
— Он не просто сделал ему плохо! Ты видел его раны? Видел?
— Диего. Я же сказал, Данте нет прощения. Но меньше его я любить не могу. Я видел, как он рос, я был рядом, когда он впервые научился плавать и радовался этому, пижама с медведями до сих пор висит в его шкафу, напоминая мне о нем… Я не могу просто так взять и забыть Данте. Он огромная часть моей жизни и моего сердца. Это я виноват, что так вышло.