Начались глюки.
Я кое-как дополз до постели, но взобраться на кровать так и не сумел. Находясь в бреду, я видел искажающиеся картинки из моего прошлого. Из земли вырастали фигуры пятерых парней, которых постоянно нанимал Игнасио, чтобы издеваться надо мной. Фигуры качались и расплывались, теряя лица, но смех я слышал отчетливее своего дыхания. Парни всегда ржали. Лихорадка добавляла метаморфозы. У них вместо пальцев топорщились бейсбольные биты, которые превращались потом в члены и, наоборот, в общем, символизировали они тот пресловутый любовный кнут из времен моей юности. Пряником же становились прикосновения Учителя, когда он, привлекая меня к себе, обнимал и целовал как бы в награду за то, что я вытерпел с теми парнями.
Ну да, столь хилый пряник мне казался раем. А ведь Игнасио никогда меня не насиловал, он попросту не мог, поэтому подкупал уличных отморозков, готовых за деньги на любую подлость.
Диего… Тебе интересно знать, как это было? Брось! Ты ведь уже в курсе, я столько раз рассказывал. Ну, ладно, снова удовлетворю твое любопытство.
Все случалось, когда нас отпускали на выезды. Диего, ты ведь знаешь, что наставник имеет право вывозить воспитанника в город. Игнасио активно пользовался сей возможностью. Он считал уместным в качестве уроков жизни привлекать к столь познавательным «занятиям» других людей.
Ну да ладно… Тебе явно неинтересны подробности моего взросления, тем более я уже писал тебе об этом. Помнишь мое первое письмо? Меня тогда впервые изнасиловали. Столько слез и соплей я излил на тебя. Я был слишком наивен и все пытался бороться с обстоятельствами, не понимая всю безысходность своего положения.
Но ничего, дела давно минувших дней!
Итак, я бредил.
К утру мне стало лучше и я смог добраться до холодильника, чтобы перекусить. После первого кусочка хлеба меня стошнило. Прости за подробности, милый друг, но без них никак. Я же максимально точно хочу обрисовать окружающую меня действительность, без приукрашиваний и преувеличений. Так вот… Мой организм явно дал тотальный сбой.
Тогда я понял, дела плохи. К тому же возвращалась пульсирующая боль. Стало страшно. Я не хотел сдавать, иначе задание бы без сомнений поручили другому брату, а я расстроил и разочаровал бы Игнасио. Одна только мысль об этом наводит на меня гнетущую тоску.
Я радовался, что работа откладывается и мне пока ничего не сообщают. Благодаря промедлению у меня появлялось время собраться с силами и прийти в норму.
На второй день стало еще хуже. Я точно знаю, что орал в голос от боли. Причем делал это так громко, что даже соседи стали гневно стучать по батарее, требуя законной тишины.