Но в среде чиновников „в верхах” все еще боятся сексуальной свободы граждан. В кабинетах ЦК партии время от времени устраивают „проработки” министру просвещения и президенту Академии педагогических наук. После таких окриков в газетах появляются статьи и интервью, в которых высокопоставленные чиновники педагогического ведомства призывают коллег помедлить, не торопиться с сексуальным воспитанием и образованием. Потом жизнь снова ставит власть перед реальными фактами — массовыми разводами, массовым развратом юных. И снова учителям разрешают кое-что сказать школьникам.
Эту меняющуюся, неустойчивую политику Кремля очень точно отражает в своем поведении хорошо известная в советских научных кругах ученая дама, профессор, вице-президент АПН СССР Антонина Хрипкова. Одно время она была большим поборником сексуального образования, даже ездила за опытом в Швецию. Но начальственный окрик заставил ее метнуться назад. Очередное ее интервью по поводу сексуального воспитания школьников уже называлось „Необходима мудрость”. „Подросткам преждевременная, обильная информация на эти темы не нужна, — заявила она, — хотя бы потому, что они не только нравственно, но и физиологически не могут воспринять ее правильно. А искажения чреваты… Всему свое время…” Профессор Хрипкова „не согласна” с теми не в меру горячими людьми, которые ратуют за половое воспитание без оглядки на возраст, психологию и другие сложные стороны дела… Нужна мудрость. Ее отсутствие может привести к педагогической безответственности”[83].
Между тем в начале 70-х годов профессор Хрипкова была как раз среди тех „горячих голов”, которые считали, что нельзя десятилетиями решать социальную проблему, которая должна быть решена сегодня. Была горячая, но в ЦК партии и не таких охлаждают… Начало 80-х годов принесло в проблему „секс и юношество” еще большее охлаждение. Наверху снова стукнули кулаком по столу, и вице-президент Академии педагогических наук СССР Хрипкова в очередном выступлении стала говорить нечто прямо противоположное тому, на чем настаивала многие годы: „Чересчур открытое сексуальное воспитание наносит школьнику вред. Иное дело психологическое образование, гигиена, физическое воспитание по признакам пола”[84]. Вот так…
У бюрократической машины и у реальной жизни — разные темпы. Пока на страницах советской прессы шел спор о том, опасно или не опасно открывать старшеклассникам государственную тайну, „откуда берутся дети”, сами старшеклассники 1960 года успели стать взрослыми. Сейчас этим мужчинам и женщинам в среднем сорок лет. Какое сексуальное воспитание и образование они получили? Кто были их учителя? Я специально опросил на эту тему два десятка 30—40-летних эмигрантов из СССР. Перечитав их рассказы, я увидел, что передо мной люди из трех разных групп, а точнее из трех классов советского бесклассового общества: трудовые интеллигенты, рабочие и привилегированные чиновники, знать. Детство и юность детей, принадлежащих к одному классу, непохоже на детство и юность других. И пути к познанию секса у них разные. Потомки врачей, инженеров, учителей (трудовая интеллигенция или, по определению А. Солженицына, — „образованщина”) в сексуальном отношении развиваются медленно, они до всего доходят сами, с родителями у них в этой сфере, как правило, контактов нет. Тридцатипятилетний режиссер Леонид из Ленинграда, сын инженера и врача, рассказывает: „Однажды, когда мне было восемь лет и я учился в первом классе, мой одногодка, приятель по двору, принес поразительную новость: оказывается, взрослые, когда ложатся спать, „письку в письку всовывают и от этого рождаются дети”. Новость была сногсшибательная, но показалась мне все же не совсем достоверной. „Ну, хорошо, — спросил я, — а если мужчине в это самое время писать захочется, как тогда быть?” Приятель обещал выяснить. У него были знакомые девочки из четвертого класса и через неделю он принес новую информацию. Оказывается, когда всовывают письку в письку, то в это время и писают и от этого-то дети и рождаются. Такое деланье детей показалось мне неэстетичным и даже противным. „Неужели все так делают?” — спросил я приятеля. Он почувствовал мое настроение и нашел выход. „Твой папа и твоя мама и мой папа и моя мама так не делают, а остальные точно — да”.