Но подлинным и окончательным убийцей женских начал становится лагерный труд. Большая часть женщин попадает в лагеря на такие же общие работы, что и мужчины: они валят лес зимой, разгружают и загружают железнодорожные вагоны и грузовики, в тайге и тундре прокладывают дороги. После нескольких месяцев такого труда лагерница изменяется до неузнаваемости: исчезает естественная полнота бедер и ягодиц, иссохшими мешочками обвисают груди, кожа на лице темнеет и грубеет, хриплым и мужеподобным становится голос. За всем этим таится полное крушение физиологического цикла женского организма. Изработанная лагерница выглядит существом, лишенным пола.
Конечно, какое-то число женщин оставляют в качестве лагерной обслуги. Они работают поварихами, мойщицами посуды, уборщицами или конторщицами. Такая работа считается привилегированной, так же, как и работа на животноводческой ферме. Но в лагере женщине нигде не легко. Анна Малород, поэтесса и пианистка, субтильная, не слишком крепкого здоровья сорокалетняя учительница, оставила описания жизни в лагере возле сибирского города Новокузнецка. Ее осудили за то, что она, якобы, прививала религиозные взгляды своим школьникам, деревенским детям. О своей работе рассказала она следующее. Снизойдя к ее маленькому росту и слабому здоровью, ее назначили уборщицей бараков. В первый же день Анна убедилась, что для того, чтобы с помощью тряпки и ведра с водой (других приспособлений у нее не было) вымыть пол в огромном бараке на 120 человек, надо поработать минимум восемь часов. А едва уборка заканчивается, надо приниматься за другое: таскать для обитателей барака воду из колодца. Не менее 60 ведер для умывания и чая приносила она ежедневно. „До своих нар добиралась я полумертвая, — рассказывает она, — не способная ни есть, ни разговаривать, ни даже спать”[119]. Учительница Малород была выпущена из лагеря раньше срока. От тяжелой работы (она также таскала на ручных носилках камень для строительства и землю для огородов) у нее начал расти горб. Полтора года хватило для того, чтобы превратить ее в калеку. Те, кто покрепче, продолжают работать в лагере по десять, а то и по пятнадцать лет. Но во что же эта работа их превращает!..
Однако люди есть люди. За рядами колючей проволоки, в вонючей толчее бараков возникает, по словам свидетеля, „поруганная, оскверненная, захватанная грязными лапами” любовь или то, что заключенные называют этим словом. Как уже говорилось, закон 1919 года предписывал строить женские лагеря отдельно от мужских. Но до 1946—48 годов закон этот не исполнялся: женщин помещали в отдельные от мужчин бараки, но на общей лагерной территории. Работали они также подчас в общих бригадах. Дмитрий Панин, который провел за решеткой многие годы, свидетельствует, что нарушение закона о раздельном содержании мужчин и женщин шло женщинам на пользу. „В лагерях военного времени… где была хоть ничтожная возможность, мужчина помогал женщине. Вопреки жуткому голоду, бесчеловечным сталинским установкам на истребление заключенных, ее берегли, как только было возможно, и она в последнюю очередь вытягивала свой смертный жребий”