Два-три громадных ворона тяжело взлетели из чащи карликовых верб и долетели вниз к лесу. На берегу ручья перекрещивались бесчисленные следы зайцев. В брусничнике и карликовом кустарнике вокруг нас скрывались сотни снежных куропаток. Было слышно, как они, издавая свое кудахтанье, перебегали с места на место. Со всех сторон молодая полярная весна возвещала о себе оживленным движением.
Гуски то бросался со всего разбега в кусты и испуганный крик в поросли давал знать об улетающих птицах, то делал стойку.
Это был удобный момент достать к ужину свежего мяса. Свежее мясо!.. При этих словах слюнки текли изо рта, так как вечные консервы и сухари нам основательно приелись. Наконец Фелисьен, дождавшись подходящего момента, выстрелил. Три птицы упали на землю.
Но тотчас же с правой стороны от нас поднялся шум. Моментально Фелисьен бросился на лишайник и положил ружье на левую руку.
Стадо, штук в пятнадцать рогатых животных молнией вылетело из долины, где оно паслось. И когда они неслись, слышался особый трескучий звук в роде того, как проскакивают электрические искры. Этот загадочный звук в суставах производится при ходьбе только одним видом животных.
– Да ведь это олени! – крикнул я.
– Тугтут! Тугтут! – кричал наш эскимос и прыгал от восторга, так как олень – лучшая добыча всякого истинного эскимоса.
Послышался выстрел. Громадный вожак стада с густою белою гривой на шее и раскидистыми рогами сильно подскочил и упал на колени, но потом поднялся и исчез, вместе с другими, за возвышением почвы.
Фелисьен вскочил, отплюнулся, а когда повернулся к нам, то скорчил довольно кислую мину.
– Такие прелестные карибу! наикрасивейшие карибу, каких я когда-либо видел. Капитальные карибу!.. – С минуту тер себя за ухом и добавил потом с ужасным презрением: —…И такой жалкий выстрел!
Ничего не поделаешь! На этот раз приходится отказаться от желания полакомиться свежим окороком и удовольствоваться куропатками.
– Хорошая земля, прекрасная земля! – в восторге твердил эскимос. – Олени, куропатки, олений мох. – Прекрасная земля!
Мы развели огонь, который весело трещал и дымил, ощипали птиц и насадили их на можжевеловые вертела. Не были они ни хорошо испечены, не были достаточно и посолены, но, даю слово, я никогда не ел такого великолепного жаркого, как в тот день. Подумайте только, как была вкусна при этом брусника и свежая холодная вода из ближайшего горного потока!
Очевидно, что от голода мы здесь не погибнем. Успокоенные и сытые, мы отправились спать на мох. И пока эскимос первый стоял настороже, чтобы ничто неожиданное не нарушило нашего покоя, все мы погрузились в глубочайший сон.