– Хм!.. – протянул в ответ на это судья. – Мне что-то с трудом верится в ваши показания, тем более, что в этом деле есть одно обстоятельство, не совсем говорящее в вашу пользу, а именно: один из обвиняемых вами, Жордас, является как раз лицом, подписавшимся под весьма серьезного свойства жалобой на вас, поданной им в суд вчера, а также и под письмом, появившимся вчера во всех газетах Нового Орлеана. Вот почему довольно трудно не предположить с первого же взгляда, что вы действовали под влиянием известного недоброжелательства к этим людям…
Вик-Любен, который с самого первого момента держал себя весьма неприлично и приниженно, теперь стал положительно гадок.
– Я полагал, что поступаю хорошо, – сказал он, совершенно смутившись, – как следует, застав этих господ на месте преступления, и счел своим долгом арестовать их.
– Словом, в чем же вы обвиняете их, в убийстве, в насилии или в людоедстве?.. Определите точно!
– В… в людоедстве! – как-то нерешительно прошептал негодяй.
Едва заметная насмешливая улыбка быстро скользнула по лицу судьи. Я понял, что он признавал это обвинение нелепым, несмотря на всю его чудовищность.
– Какие имеете вы на то доказательства? – продолжал он допрос.
– Наличность преступления, и у меня есть свидетели! – бормотал тот.
– И это все, что вы можете сказать?.. Прекрасно… Можете удалиться… или нет, оставайтесь здесь! Обвиняемые, – обратился теперь судья к нам, – вы можете совершенно отказаться от защиты своего дела, но если предпочитаете предоставить на суд общественного мнения и мои какие-либо разъяснения этого дела, то даю вам слово!
Тогда мой отец встал и, почтительно поклонившись судье и всему собранию, просто и кратко рассказал все происшедшее: западню, устроенную Вик-Любеном Жану Корбиаку; его бешенство при виде неудачи в деле, в котором он рассчитывал разом обогатиться, его угрозы отомстить дочери Корбиака, затем самовольный арест всех нас на чужой территории, его дурное обращение с нами и обращение с нами, как со своими пленными, и, наконец, внезапное возвращение нам свободы недалеко от Нового Орлеана. Из обвиняемого мой отец превратился в обвинителя: он объявил на основании слов Вик-Любена, что, будучи уведомлен о том, что должно было произойти в лесу Понтшартрен, тот тем не менее прибыл на место происшествия слишком поздно, чтобы воспрепятствовать убиению маленького Флоримона, которое, несомненно, совершилось бы, если бы мы не успели лично спасти нашего ребенка. Мой отец не только опровергал обвинение в людоедстве, напротив, он был убежден, что более подробное и основательное следствие выяснит соучастие мулата Вик-Любена, обитателя Черного города, с его единомышленниками, участниками культа вуду. Само обстоятельство, что маленький Флоримон был избран жертвой, сам способ похищения бедного ребенка – словом, все вело к тому, чтобы доказать существование низкого, подлого заговора против семьи Жана Корбиака. В заключение мой отец сказал, что изложил здесь все, что ему известно, и просит назначить серьезное следствие, которое неминуемо должно будет доказать полную виновность Вик-Любена и приведет если не к личному нашему удовлетворению, то к тому, чтобы избавить Новый Орлеан от такого недостойного агента, позорящего свое почетное звание блюстителя порядка.