Мы вышли в море на «Геркулесе» и «Реванше». На следующий день свирепый циклон сломал у меня две мачты, и когда я наконец после страшно трудного трехнедельного плавания вернулся в нашу гавань, то узнал печальную весть, поразившую меня, точно громом. Командир Жан Корбиак вернулся за неделю до меня из своего плавания с английским призом. При входе в залив Баратария появилась таможенная шлюпка и потребовала от него выдачи приза. Вместо ответа командир пустил шлюпку ко дну. Два часа спустя целая эскадра американских правительственных судов, состоящая из пяти кораблей с высокими бортами и таившаяся уже несколько дней в одном из глубоких заливов дельты, вошла на всех парусах в залив Баратария, бомбардировала нашу крепость и превратила в пепел весь наш маленький городок, пустила ко дну «Реванш» и «Победу» и, наконец, захватила в плен и самого Жана Корбиака, раненного пулей в колено и осколком бомбы в плечо.
К счастью, госпожа Корбиак со своей маленькой девочкой и моим сынишкой находилась в это время в своем доме в Новом Орлеане. Этому обстоятельству она была обязана тем, что не погибла, как почти все остальные, под горящими развалинами нашего форта.
Что же касается меня, то я вернулся, лишившись почти всех своих парусов и без малейшей добычи. Следовательно, обвинить меня в данный момент было не в чем. Взяв с меня честное слово, что я не буду более заниматься корсарством, меня оставили на свободе, но отобрали «Геркулес», как собственность командира Жана Корбиака.
Давая слово не продолжать более ремесла корсара, я, конечно, имел в виду воспользоваться своей свободой, чтобы способствовать побегу моего друга и начальника. И мне действительно повезло в этом. Для командира Жана Корбиака этот вопрос о бегстве был буквально вопросом жизни и смерти, так как назначенный над ним военный суд приговорил его к смертной казни за явное сопротивление провозглашенному американским правительством декрету о мирном отношении к Испании и Англии и строжайшему воспрещению корсарской войны. Когда же побег Жана Корбиака обнаружился, то же правительство, не задумываясь, предложило пятьдесят тысяч долларов вознаграждения тому, кто доставит живым в руки американского правосудия «именуемого Жаном Корбиаком, по прозванию “Капитан Трафальгар”, чтобы, согласно произнесенному над ним приговору, повесить его на Военном Плацу в городе Новом Орлеане».
В сущности, это неслыханное отношение со стороны американского правительства к герою и спасителю страны, ровно три месяца спустя после того, как он, не щадя жизни, проливал свою кровь, защищая Луизиану, являлось доказательством главным образом желания угодить всесильной в этот момент Англии и залогом твердого намерения сохранить с ней мирные отношения.